Шеф

– Я не брала браслет! Врет он все! – завизжала Инга, просунув рыжую голову внутрь квартиры, – дай ему раз-другой по печени, тогда сразу браслет найдется!

Олег, смеясь, возразил:

– Я не знаю, где он. Кроме нее здесь никого не было. Я без памяти лежал сутки. Очнулся десять минут назад, иначе б свалил. Идиот я, что ли – вас ждать? Листка с номерами нет, пистолета нет – дураку понятно, что вы припретесь.

– Это резонно, – по-чеченски заметил один из друзей Равшана.

– Заткнись, скотина! – взвизгнула Инга, топая каблуками на весь этаж. Равшан велел ей убраться. Она захлопнула дверь. Незваные гости поговорили между собой на своем родном языке, но так, что Олег, чуть-чуть его знавший, на этот раз ни одного слова не разобрал. Потом Равшан обратился к нему по-русски:

– Слышь, ты! Я играл по этой твоей бумажке и ничего у меня не вышло.

– Не удивительно, – произнес Олег, улыбнувшись кровоточащим ртом, – она предназначена для меня, а не для тебя.

Глаза чеченца сверкнули.

– Я проиграл тридцать тысяч долларов и хочу их вернуть. Ты понял?

– Как не понять.

– И что ты мне скажешь?

– Что Инга классно сосет. Учись у нее.

– Хасан, отрежь ему одно ухо и выколи один глаз, – попросил Равшан. Хасан спрыгнул со стола, достал из кармана выкидной нож. Раздался щелчок. Полыхнуло лезвие. У Олега взмокла спина. Он понял – надо умереть сразу, от пуль. Для этого было необходимо свалить Хасана, который шел на него с ножом. Вздохнув и сжав зубы, Олег уперся руками в пол, чтоб резко вскочить. Хасан вдруг остановился. Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, потом чеченец отправил лезвие в рукоять, убрал нож в карман и проговорил хриплым голосом:

– Не хочу я уподобляться русским, которые вырезали моих родных в Курчелое. Вставай, Олег! Будем драться. Если ты сможешь сбить меня с ног, мы сразу уйдем. А если сам свалишься – объяснишь, как выиграл семьдесят тысяч баксов. Договорились?

Олег кивнул. Равшан начал что-то зло говорить Хасану по-ихнему. Два других к нему присоединились. Хасан молчал, глядя на Олега.

– Они, по-моему, не согласны, – заметил тот, поднимаясь.

– Они боятся, что я башку тебе расшибу, – пояснил Хасан.

Олег не увидел, как он махнул кулачищем, и ничего не почувствовал. Свет погас. Ромка заиграл. Олег по акустике узнал Рахманиновский зал Московской консерватории. Ромка исполнял второй концерт Мендельсона – не под оркестр, а под рояль. Он играл на скрипке Гварнери. Олег сидел во втором ряду. Рядом с ним сидела Верка Капустина. Она плакала. Было слышно, как она плачет, и Ромка думал, что она сходит с ума от его игры. Он не знал о том, что она два часа назад сделала аборт, будучи уже на четвертом месяце. Перед этим у нее был разговор с Олегом. Во время этого разговора соседи делали телевизор громче, вызывали милицию и пинали стоявшую во дворе машину Олега, чтоб она заорала. По залу начали бегать кролики, и один вдруг запрыгнул Верке под платье. Верка зашлась паническим визгом. Олег решительно разорвал на ней платье. Кролика под ним не было, и Олег стал рвать саму Верку, хотя она возражала. Брызнула кровь. На пол полетели склизкие куски плоти. Кролик был в матке. Он прижимал к спине уши и весь дрожал. Ему было страшно. Олег извлек его, несмотря на яростные протесты Верки и, размахнувшись, бросил на сцену. Ромки там уже не было. Там был Шеф. Он руководил работой двух чумазых могильщиков небольшого роста, старательно ковырявших сцену лопатами. Кролик пролетел мимо. Шеф проводил его удивленным взглядом и, почесав затылок, велел могильщикам убираться.

– Что вы с ним сделали? – чужим, тонким голосом взвыла Верка и, взяв Олега за воротник, начала хлестать его по щекам, – говорите быстро, что вы с ним сделали?

– Отвяжись! – воскликнул Олег и открыл глаза.

Горел свет. Шел дождь. Четверо незваных гостей стояли возле стола. С пустыми руками был лишь Хасан, трое остальных держали каждый по пистолету стволами вниз. На лицах чеченцев была растерянность, почти паника. Но Олег смотрел не на них. Перед ним сидела на корточках кукла Барби в кроссовках, джинсах и свитере. Самая настоящая кукла Барби. У ее правой ножки стоял граненый стакан с водой.

– Это ты? – прошептал Олег.

– Это я, – прошептала Кэсси, – тебя что, били?

Олег нисколько не удивился ее вопросу, хотя вопрос был, мягко говоря, странным даже для куклы Барби. Но он, Олег, был слишком ошеломлен ее видом, чтоб изумиться еще чему-то. Она была совершенно неузнаваема, хоть всего лишь сняла очки, распустила волосы и сменила юбку на джинсы, а туфельки – на кроссовки. В этой неузнаваемости таилось что-то непостижимое, как и в том, что он вопреки всему смог ее узнать. Лицо его было мокрым – видимо, от воды из стакана. В бреду вода была кровью Верки, фонтаном бившая из порванной им артерии.