Шеф

Он встал, подошел к окну. За ним багровел закат. Браслета на руке не было и портрета шефа на столе не было. Инги не было и, как видно, уже давно, потому что запах ее духов успел улетучиться. Взяв пиджак, висевший на спинке стула, Олег обшарил его карманы. Листок из записной книжки и пистолет исчезли. Бросив пиджак на стол, Олег побежал в прихожую. Дверь была приоткрыта. В ней торчал ключ. У лифта курили. В квартиру сплошной колонной бодро входила армия тараканов.

Часть ее уничтожив, а часть – прогнав, Олег запер дверь на оба замка и вернулся в комнату. Солнце еще не село, но тьма сгущалась, так как над городом собирались тучи. Олег взглянул на часы и провел рукой по щеке. Рука его дрогнула. Он гонялся за Ниной сутки! Это казалось невероятным, но еще менее вероятным казалось то, что он укололся двадцать минут назад. За двадцать минут щетина не отрастает и запах женщины не выветривается. Хоть эти два довода показались Олегу вполне весомыми, он не поленился проверить ванну, ванна была сухая. А Инга мылась. Тут никаких сомнений быть не могло. Олег закурил и сел. Голова шла кругом. Тучи все собирались. Дождя все не было. Солнце все не садилось.

Олег взял с пола рисунок. Голая девушка с сигаретой во рту сидела на табуретке, расставив ноги. Олег не сразу ее узнал, хотя при ее звонках волновался так, что путал слова, а потом часами бегал по комнате, проклиная себя за то, что наговорил кучу лишнего, а о главном сказать забыл или не решился. С тех пор прошло восемь лет. Точнее – шесть с половиной, так как последние полтора он решил стереть, как лишний эскиз. Он принял это решение перед тем, как поднял рисунок. Не было их, и все. Нужно начинать с чистого листа. Сию же минуту.

Раньше Олег начинал с чистого листа так. Прибежав оттуда, где стало тошно или опасно, он пару дней лежал, не смыкая глаз, потом выходил и шлялся по городу до тех пор, пока не встречал красивую женщину с грустным взглядом. Если она его отшивала – искал другую. Это могло продолжаться сутки, но неизменно заканчивалось приходом домой с бутылкой вина и гостьей, досадливо повторявшей, что она согласилась идти с ним только за тем, чтоб он перестал нести всякий бред. Однако теперь женские глаза, полные тоски, уже не тянули Олега к звездам сильнее, чем сами звезды. Он знал о том, что Бог – есть любовь, а жалость – ее зародыш, но со вчерашнего дня его отношения с Богом были натянутыми. Еще он вспомнил об одном случае. Когда ему было лет десять или двенадцать, он подобрал бездомную собачонку и стал смотреть фильмы ужасов, чтоб начать бояться спать по ночам и этим внушить себе, что он взял животное не из жалости, а для дела. Он не хотел унизить собаку жалостью. Дети чувствуют тоньше взрослых, собаки чувствуют тоньше женщин, но тем не менее, шеф – дурак, если он реально не понимает, почему скромность вдруг уступает место развязности, беззащитность – припадочной агрессивности, а забитость – желанию унижать, и ничему больше. Ну и пускай висит на этом крючке, пока его не зажарят. А он, Олег, с крючка соскочил, не стал жалеть Ингу. Потому Инга скоро придет. У нее, наверное, тренировка. Или осмотр. Он еще раз взглянул на рисунок, пожелтевший от времени. Как же звали эту хабалку с маленькой грудью? Имя было короткое, с буквой «Л». Аля, Юля, Оля. Одно из этих.

Засвистел соловей. Отбросив рисунок, Олег поднялся, подошел к двери и наклонился к глазку. За дверью стояла Инга. Олег открыл. Но вошла не Инга. Вошли чеченцы. Их было четверо. Синхронистка прикрыла за ними дверь, но не плотно.

– Привет, Олег, – произнес Равшан.

– Добрый день.

Высокий чеченец, шедший вторым за Равшаном, врезал Олегу ногой под дых. Олег смог подставить под удар руку, и он пришелся по пальцам. Они смягчили его, потому Олег не упал, а только согнулся, ловя ртом воздух. Тот был неуловим, как яблоко на шнурке. Олег начал пятиться, прижимая руки к месту удара. Линолеум коридора, от которого он не отрывал глаз, сменился паркетом комнаты. Разогнуться ему не дали. Когда он стал это делать, рослый чеченец, следовавший за ним, ударил его ногой по лицу. Падая назад, Олег долбанулся затылком об батарею. Перед его глазами все раздвоилось. Рот наполнился кровью.

– Все, Хасан, хватит, – проговорил Равшан, взглянув на Олега из-за плеча своего высокого земляка, – пришибешь еще! Живой нужен.

Сказав так, Равшан подошел к дивану и сел. Два других чеченца расположились на стульях. Хасан остался перед Олегом. Тот уж сидел на полу, прижавшись спиной к стене и крепко сжав челюсти.

– Как дела? – спросил у него Равшан.

– Ничего дела, – промолвил Олег, с трудом разлепив разбитые губы. Потом закашлялся. Объем крови, выплеснувшейся ему на рубашку, Хасана, видимо, успокоил. Он осмотрелся, шагнул к столу и сел на него.

– Что надо? – спросил Олег. Говорить ему было больно. Равшан ответил:

– Хочу опять купить у тебя браслет.

– Сколько дашь?

– Немного. Твою паршивую жизнь.

– Я бы согласился, но у меня его нет, как видишь.

– А где он?

– Спроси у Инги.