Не сомневаюсь, что воры будут землю носом рыть в поисках пропавшего общака. А вскоре к ним подтянется и милиция. Не исключено, что все происходящее зацепит меня. Поэтому, никаких трат, живу скромно, и незаметно. А денежки, пусть себе, лежат в укромном уголке. А самый надежный уголок находится в нашей подвальной кладовке. В нее, я совершенно точно знаю, до двухтысячных годов никто кроме нас не заходил. Даже не обворовали ни разу, в отличие от соседей.
— Как хорошо, что ключи от квартиры остались у меня, — думал я, перебирая мелочевку в ящике комода. — На связке должны быть и ключ от подвала.
Найдя ключи, я оделся и отправился в мамину квартиру. По идее, никого в это время дома быть не должно, но мало ли, какие проблемы, поэтому я на всякий случай продумал, что буду говорить родственникам.
Родственникам ничего объяснять не пришлось, но, когда я откидывал в кладовке старый хлам от нужной стенки, в подвале послышались осторожные шаги. Выглянув из дверей, я увидел соседку, Анну Ивановну. Та в свою очередь успокоилась, увидев, кто тут хозяйничает, но сразу поинтересовалась:
— Чего это ты, Саша, тут в сарайке делаешь? Ты же вроде бы теперь с женой живешь, в общежитии. Привел бы жену на смотрины, Клара Максимовна нам фотографии показала, но, в живую увидеть совсем другое дело.
Говоря все это, она шарила любопытным взглядом, пытаясь рассмотреть, чем я занимался.
— Да, вот за клюквой собрались с Людой съездить, а ни сапог, ни шарабана у нас нет. Так, что пришлось сюда идти, — сообщил я, снимая с полки большой фанерный ящик с брезентовыми лямками.
И с этими словами, показал Анне Ивановне, приготовленную одежду и сапоги.
Старушка сразу потеряла интерес к моим делам и, сказав, чтобы я не забыл закрыть подвальную дверь, пошла к себе в квартиру.
Я особо не расстроился ее появлением, потому, что заранее знал, что меня кто-нибудь, да увидит, и не собирался лазить в подвале по ночам. Осторожность наше все.
Освободив место, я простукал молотком кирпичную стенку. Все было, как в прошлой жизни, когда в девяностых годах я случайно обнаружил в ней нишу, выпавший кирпич тогда упал мне прямо на ногу. После нескольких матерных выражений, я осмотрел место, откуда он вывалился и обнаружил там нишу приличных размеров.
Подумав, что сюда можно что-нибудь спрятать, я, через несколько дней, поставил кирпич обратно, замазав пылью свежий раствор. Но в той жизни, эта схрон мне так и не пригодился.
Зато пригодится в этой.
Нужный кирпич я обнаружил сразу, но сейчас он был вполне себе целый. Поэтому, я ничего делать не стал и снова закрыл стену старыми шмотками.
Сделал я это во время, потому, что по подвальной лестнице загромыхали знакомые шаги.
— Сашка, ты совсем оборзел! — негодующе воскликнул Пашка, интенсивно размахивая дипломатом. — Мне Анна Ивановна в подъезде сказала, что ты собираешься шарабан забрать. А мы с мамой хотели в выходные тоже за клюквой ехать.
Мысленно я усмехнулся.
— Странно устроен человек. Вот лежит годами вещь в кладовке, пылится, не нужна никому. Но стоит только кому-то о ней вспомнить, сразу набежит толпа желающих, которые без этой самой вещи жить не могут.
Вслух же я предложил:
— Хорошо, тогда мы с Людой съездим в субботу за ягодами, а вечером я вам шарабан принесу, так пойдет?
— Пойдет, — неуверенно пробормотал братец. — Мы, собственно, с мамой конкретно не определились, ты же знаешь, у нее семь пятниц на неделе. Возможно, вообще не захочет ехать, а купит ведро клюквы на базаре.
Мы понимающе переглянулись и, взяв собранные вещи, закрыли кладовку пошли наверх.
На улице, тем временем распогодилось, даже выглянуло солнце.
— Сашкец, — обратился ко мне Пашка. — может, по пивку вдарим?
— А, давай, — согласился я. — Надо расслабиться малехо, а то, работа, да ремонт, а скоро и еще и учеба начнется.
Пашка прыснул со смеху.
— Сашка, перестань смешить, ну, какая, на хрен учеба. В фабзайке твоей одни дуры восьмиклассницы учиться будут. Вот уж кого уговаривать на фак не придется, сами прибегут. Хотя ты у нас теперь женатый человек, облико-морале, ха-ха-ха.
— Что бы ты, салага, понимал? — ответствовал я. — Регулярная половая жизнь полезна для здоровья, а ты вместо этого гоняешь лысого в туалете.
Пашка от моих слов покраснел до ушей.
— Чего покраснел то? — продолжал я его добивать, — вон уже волосы на ладонях от онанизма начали расти.
— Нет у меня никаких волос! — возмутился брат. — На, посмотри.
И сунул мне ладони под нос.
Теперь наступила моя очередь смеяться.
— И это свежеиспеченный третьекурсник медфака, — укоризненно произнес я. — Чего ты мне руки показываешь, поверил что ли? Ладно, не бери в голову, онанизм не марксизм — ленинизм, в нем преподаватели не нужны.
— Не вспоминай, — поморщился Пашка. — эти конспекты с работами Ленина уже в печенках сидят. Пошли лучше в пивбар, часик посидим, поболтаем. Может, маленькую возьмем, с пивком хорошо зайдет?
Нет, мне в ночь на работу, так, что обойдемся без водки, — отказался я от такого предложения. — Ограничимся пивом.
— Как знаешь, — пожал плечами брат. — Кто платит, тот и музыку заказывает.