Читаем Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] полностью

Как бы то ни было, слухи все усиливались и усиливались, захватывая все больший и больший район Первопрестольной столицы. Эти слухи достигли и ушей власть имущих.

— Что за история? — удивленно развели они руками.

— Да пустяки все. Наша богоспасаемая Москва ведь суеверна и сумасбродна до поразительности. Ей все кометы да многие иные чудеса снятся. Старина-матушка.

…Однако червь сомнения сосал их душу.

— А что, если да на самом деле?

И решили проверить.

Была дивная лунная августовская ночь. Месяц серпом заливал ярко-белым светом Первопрестольную красавицу Москву. Она спала. Если и теперь еще, в наше чудодейственное сверхвремя, уличная жизнь ее замирает довольно рано, то тогда Москва ложилась спать едва ли не с курами наравне. Тихи, безлюдны улицы. Белые, серебристые. К Сухаревой башне подходит группа людей.

Она, эта группа, состояла из начальника Московского сыскного отделения: того самого, которому знаменитый Путилин «утер нос» в деле ограбления ризы высокочтимой иконы Иверской Божьей матери, и нескольких лиц наружной полиции.

— Ну что, полковник, трусите?

Полковник насмешливо поглядел на московского Горона.

— Я-с, извините, не в таких переделках бывал, да не трусил, а тут чепуха какая-то.

— Кто знает, — задумчиво произнес другой чин полиции, пристав Д. — На свете возможны всякие чудеса.

— Вы верите в возможность появления привидений?

— Верю. Не угодно ли, какие поразительные вещи проделывает знаменитый Юм, спирит, медиум-чародей в Петербурге на сеансах у графа Кушелева-Безбородко.

— Вздор!

Но это вздор звучало теперь несколько тревожно.

Вот и она, историческая Сухарева башня. Под потоком мертвенно-бледного лунного света, в котором она словно купается, она кажется огромно-высоким белым памятником. Нет мрачности, нет грязного темно-серого цвета.

Шеф сыскной полиции остановился и зорко огляделся по сторонам.

— Видите эти фигуры?

— Да.

— Но, очевидно, любопытные обыватели. Смотрите, что наделала стоустая молва о появлении таинственного привидения: москвичи по-бросали свои постели.

— Идти дальше?

— Нет. Остановимся за выступом этого дома. Отсюданам будет отлично все видно, если… если будет на что смотреть.

Группа властей разместилась, не сводя взора с башни.

Время тянулось странно медленно.

Острота ожидания усиливалась нетерпением, подкрепленным чувством жуткости, робости.

— Конечно, ничего не будет. Я так и знал, что все это бабьи россказни, выдумки. — В голосе полковника слышалось раздражение. — Ей-богу, господа, спать чертовски хочется! Не лучше ли по домам?

Но не успел он это сказать, как услышал сдавленный крик, вырвавшийся одновременно из груди всех его спутников.

— Ах! Что это! Смотрите…

Взглянул полковник на башню, и холодный, леденящий озноб пронизал его.

На крыше у одной из башенок стояла высокая фигура страшного загадочного призрака. Фигура была залита лунным светом и вследствие какого-то оптического фокуса приняла грандиозные размеры. Видение продолжалось с минуту, а может быть, и более. В том состоянии ужаса, который цепко охватил всех, определить точно время было трудно.

Первым пришел в себя начальник сыскного отделения.

— Видели?

— Да… Да, — послышались испуганные голоса. — Это… это поразительно.

Мимо них пробежало несколько поджидавших любопытных с перекошенными от ужаса лицами. Они промчались так быстро, словно за ними гналась нечистая сила.

ОБРАЩЕНИЕ К ПУТИЛИНУ. В МОСКВЕ

Это время было особенно тяжелым для моего гениального друга. Обилие очень сложных дел разрывало его на части.

И вот в один из вечеров начала сентября, когда я сидел у него, ему подали депешу.

— Ого, какая длинная! И какой важный шифр.

— Откуда?

— Из Москвы.

Путилин стал быстро расшифровывать телеграмму. По мере того, как он читал, лицо его становилось все более и более удивленным.

— Помилуй Бог, какие чудеса стали твориться в Белокаменной! — Текст длиннейшей депеши подходил к концу.

— Ну и история…

Тревога в голосе моего друга не звучала.

Я сгорал от любопытства, зная, что с пустяками к нему не обратятся.

— Терзаешься, доктор! — улыбнулся он.

— Что уж тут говорить, Иван Дмитриевич.

— Ну, слушай.

Я весь обратился в слух.

— «Глубокоуважаемый и высокочтимый Иван Дмитриевич!»

— читал он с листа шифрованную телеграмму.

— «Получилось нечто выходящее из ряда вон по своей загадочности и странности: в Москве появился какой-то призрак…»

Далее шло подробное описание случившегося, вплоть до сцены появления зловещей фигуры на Сухаревой башне.

Перейти на страницу:

Все книги серии И. Д. Путилин

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза