Шекспир

— Нет, я уверен в обратном. Сорок пять лет — слишком большой срок для стабильной жизни. Пора чему-нибудь случиться. Между прочим, я бы на твоем месте об этом задумался не только из-за работы в театре.

— А еще почему? Ты только и говоришь о нашей труппе. Что ты там еще напридумывал?

— Король может выпустить из Тауэра некоторых заключенных, которых туда посадила Елизавета.

— Зачем это ему? — Уильяму казалось, что его будят ото сна, причем сна крепкого и наполненного сладостными образами. Он отмахивался, как мог. Но будивший не прекращал своих попыток достучаться до его сознания.

— Обычно так делают все. Кто из нас пишет исторические хроники, черт возьми? Король выпустит тех, кто выступал против его предшественника, и посадит тех, кто выступал за. Так принято.

— Угу, — Уильям кивнул, по-прежнему не желая просыпаться.

— Кто там у нас сидит в Тауэре?

— Да кто только не сидит, — буркнул Шекспир, — откуда я знаю. Тюрьма большая.

— Там сидит твой друг граф Саутгемптон. Не исключено, что он окажется на свободе.

— Зачем ты мне это говоришь? — Уильям посмотрел в глаза другу.

— Чтобы ты был готов. Ты и так страдаешь из-за Элизабет, каждый день, убегая из театра домой, чтобы сидеть и ждать ее прихода. Если графа выпустят, то вряд ли она станет приходить чаще, Уил. Если вообще станет. Ты должен быть к этому готов.

— Я никогда к этому не буду готов. Хоть ты мне сто раз повтори, что Генри выпустят, — Уильям нахмурился. Его все-таки разбудили. Сладкий сон развеялся как туман. Просыпаться не хотелось.

— Мое дело — предупредить тебя. У твоей истории не может быть хорошего конца, даже если граф останется сидеть в тюрьме до конца своих дней.

— Почему?

— Да потому, что ты женат, Уильям. Как ты не можешь этого понять? Вам не суждено быть вместе. В свое время тебе предпочли графа.

— Она не знала, чьего ребенка носит под сердцем, — оборонялся Уильям.

— И это причина? А, — Джеймс махнул рукой, — поверь, женщина всегда знает, от кого у нее ребенок. Только выбор она сделала не в твою пользу. И сейчас сделает такой же. Элизабет бросится в объятия, настрадавшегося в тюрьме мужа, и ваша история закончится.

— Наша история не закончится никогда. И не надейся. Такие истории не заканчиваются. Они печальны и заставляют сильнее биться сердце. Из-за них публика всегда будет проливать слезы. Но конца у них нет. Даже расставшись, мы будем любить друг друга и помнить о том, что между нами было. Я буду помнить тот портрет, на котором впервые увидел ее изображение. Она будет помнить сонеты, которые я ей читал в день нашей встречи. Мы будем помнить свидания урывками, записки, которые писали второпях. История не закончится, пока мы помним.

— Ну что ж, Уильям, дело твое, — Джеймс вздохнул, — в любви ты понимаешь, пожалуй, чуть больше, чем я. И порой я тебе завидую. В моей жизни такое случалось лишь на сцене. И то благодаря тебе…

Они толком и не успели проехать по Англии, как до них дошло известие о том, что сам король приглашает театры со спектаклями в замок графа Пембрука.

— Кто такой этот Пембрук, что у него гостит сам король? — спросил Джеймс Уильяма, не особенно надеясь на ответ.

— Он бывал у Саутгемптона когда-то. Тоже любитель искусства. Состоит в родстве с королем. Видимо, поэтому и пригласил его к себе.

— Э, да ты с ним знаком?

— Не уверен, что он меня помнит. Но да, Генри нас представлял друг другу. Графа тоже зовут Уильям, насколько я помню. Уильям Герберт граф Пембрук. Он даже хотел одно время и мне заказать поэму в свою честь.

— Не заказал?

— Тогда у нас началась вся эта история с Элизабет. Я стал реже бывать у графа Саутгемптона и практически не виделся с Пембруком.

— У тебя появился шанс с ним повидаться снова, — заметил Джеймс.

Желающих «повидаться» с графом было много. Сыграть для самого короля, воспользовавшись гостеприимством Уильяма Герберта, захотели все, кто прослышал о приглашении развлечь Якова. Спектакли шли порой ежедневно. Новый король, как и Елизавета, любил театральные представления. Он с удовольствием наблюдал за тем, что происходило на сцене. Его решение все театры взять под собственный контроль только окрепло.

Когда в замок прибыл Уильям со своей труппой, он и не надеялся, что граф его узнает.

— М-м-м, да это ж сам Уильям Шекспир! — вскричал Пембрук, увидев давнего знакомого, — Ну что ж, думаю, настала пора попросить тебя об одолжении, — граф хлопнул Уильяма по плечу, — напиши-ка что-нибудь в мою честь.

— Я давно уже не пишу поэмы и сонеты. Лишь пьесы для театра, — Шекспир кинул взгляд в сторону Джеймса, — но, конечно, постараюсь.

Граф рассмеялся.

— Постарайся. А то слишком много посвящено Саутгемптону, все еще сидящему в Тауэре. И его жене, — он усмехнулся.

Уильям вспомнил про злосчастные сонеты, и настроение окончательно испортилось. Впрочем, королю их спектакль понравился. Мысленно он отметил и автора пьесы, и название театра, и актеров.

— Эти пусть сыграют еще, — сказал он графу, — пусть побудут в замке подольше.