Шекспир мне друг, но истина дороже. Чудны дела твои, Господи!

– Я не помню. Валерия Павловна стала на меня тоже кричать, и я… расстроилась очень. Понимаете, мы с Софочкой отвечаем за костюмы, это наша работа, мы никогда никому не даем чужие, особенно из первого состава, это невозможно просто! А Валерия Павловна почему-то решила, что мы…

– Странная история, – заметил Федя Величковский. – Очень странная. Главный режиссер умер, главную героиню почти отравили, спектакль сорвался, и все это в самый обычный день.

В тот же день – самый обычный! – или на следующий из директорского сейфа пропали ни много ни мало полмиллиона рублей!.. И еще. Кто-то говорил кому-то о «каленом железе», о том, что нужно «выжечь», «истребить» – кто это говорил и кому?.. Вчера, когда Федя подслушал разговор, это казалось ничего не значащей ерундой, а сегодня?..

На лестнице – Федя запутался в лестницах – было холодно и сильно тянуло застарелым сигаретным дымом. Кузина Бетси неуверенно кивнула и пошла вниз к обитым жестью дверям, за которыми теплилась в отдалении тусклая желтая лампочка.

Федя секунду думал, потом последовал за ней.

– А зачем нам в преисподнюю?

Кузина улыбнулась:

– Там у нас склад. Старые декорации, которые уже не в работе, реквизит поломанный. Костюмы пятидесятых годов.

Они давно в негодность пришли, но мы с Софочкой иногда такие вещи находим!.. Кружевной воротник однажды нашли, она отпарила его, отгладила, так потом Валерия Павловна без него играть не могла.

– Тот самый, который впоследствии был похищен? – осведомился Федя.

– Откуда вы знаете? Да, потом пропал куда-то. Искали, но… не нашли.

– А мы идем искать еще один?

– Там разные траурные принадлежности, – объяснила Василиса. – Мне их нужно на сцену перетаскать. Господи, я как подумаю, что похороны впереди!.. Я даже бабушке соврала, сказала, что в университет поехала, а сама на работу. Она еще не знает, что тут у нас случилось, ей волноваться нельзя.

В огромном подвале было еще холоднее, одинокая лампочка светила издалека, как маяк, била в глаза. Среди нагромождений ящиков, коробов, листов фанеры, раскрашенных как крестьянские избы, колонн из папье-маше с отвалившимися, словно выгрызенными мышами капителями, двигаться было нелегко. Время от времени под ногами скрипело и шуршало – в самом деле мыши, что ли, разбегались в разные стороны?.. Федор Величковский, человек закаленный и уравновешенный, чувствовал необъяснимую жуть, особенно когда перед носом вдруг возникали какие-то манекены или куклы гораздо выше человеческого роста, с огромными и страшными улыбающимися лицами с пятнами плесени, похожими на трупные.

Чтобы жуть не одолевала, он сказал очень громко:

– Что за кунсткамера!

– Да, как в фильме ужасов. Осторожней, здесь в полу дырка.

– А вон те монстры тоже реквизит?

– Куклы и медведи? Когда-то Шварца ставили, у него есть пьеса про кукол, я читала. Книжку хотела купить, но их давно нет. Пришлось из Интернете скачивать.

Феде хотелось выбежать из подвала наверх, к людям, к свету, к застарелой сигаретной вони, но страшно было повернуться спиной к чудовищам, как будто они могли наброситься и задушить, и неловко перед девчонкой – она пробиралась совершенно уверенно и спокойно. По крайней мере, Феде так казалось.

Он оглянулся и поежился, беспокойство становилось все сильнее. Что за ерунда?..

– Ну вот. Весь ящик мы, наверное, не утащим, он тяжелый…

Скрипнула крышка, пахнуло сыростью и слежавшейся тканью.

Лампочка погасла, сверху упала темнота, и что-то сильно загрохотало.

Василиса взвизгнула.

Федя весь покрылся потом.

– Что случилось? – очень громко и четко спросил он в кромешной темноте.

– Свет погас!..

– Я заметил.

Стало не только темно, стало еще пронзительно тихо, ухо не улавливало ни малейшего звука. Федя вдруг подумал, что, наверное, так же темно и тихо бывает в могиле, когда голоса, звуки, люди, свет, запахи остаются наверху и к ним уже никогда не вернуться, и до них невозможно добраться.

– Я боюсь, – прошептала рядом девчонка. – Я боюсь!..

– Ничего страшного, – неторопливо произнес Федя, обливаясь потом. – Просто света нет. Дайте руку, где вы?..

Совсем ничего не было видно. Она стояла слева от него и оттуда в него ткнулась ее ладошка, тоже совершенно мокрая. Федя крепко взял ее.

– Теперь нужно двигаться назад. Там были какие-то ящики, осторожно, потихоньку.

И он наугад шагнул. Ладошка подвинулась вместе с ним, видимо, девчонка шагнула тоже. Глаза не привыкали к темноте, он по-прежнему ничего не видел.

Под ногами зашуршало, и что-то покатилось. Василиса пискнула и тяжело задышала.

Тут вдруг Федя сообразил, что у него в кармане телефон, а в телефоне фонарик!.. Он выхватил устройство и нажал кнопку. Загорелся яркий белый огонек.

– И у меня! – закричала Василиса. – У меня тоже есть!..

Загорелся второй огонек. Федя и Василиса посмотрели друг на друга. Со всех сторон их обступали чудовища и тьма, ставшая от капель света еще более непроглядной.

– Здесь, наверное, мыши, – трясясь, выговорила Василиса.

– Шут с ними, – решительно заявил Федя. – Они нас не съедят.

Он снова взял ее руку и повел за собой. Искать среди нагромождений обратную дорогу было трудно.