Шел по городу волшебник

Лина Львовна прищурилась, и Костя вдруг заметил, что у нее очень пушистые ресницы. Глаза, спрятанные за этими ресницами, смотрели сочувственно. И Косте вдруг стало очень тоскливо и жалко себя до слез.

Он осторожно открыл дверь.

- Можно, Вера Аркадьевна? - спросила Лина Львовна.

- Входи, Линочка, - сказала Вера Аркадьевна. - Входи и садись. Привела?

- Нет, - ответила Лина Львовна. - Он сам пришел.

- Ну, ученик Шмель, - сказала Вера Аркадьевна, - ты знаешь, зачем я тебя вызвала?

- Не знаю.

- Тогда давай считать. - Вера Аркадьевна вздохнула. - Будем считать только за последние две недели. Выгнан из класса - три раза. Чуть ли не сорвал пионерское собрание…

Лина Львовна шевельнулась на стуле.

- Ты хочешь что-то сказать, Лина?

- Нет, Вера Аркадьевна, я потом.

- Чуть не сорвал пионерское собрание, - повторила Вера Аркадьевна.

- Я не срывал, - сказал Костя. Он покосился на Липу Львовну. Ведь Лина Львовна знает, что не срывал, почему же она молчит? Они всегда заодно - взрослые!

- Хорошо, мы выясним. Сначала давай досчитаем. Итак, пионерское собрание…

- Я не срывал, - сказал Костя.

- Ты мне дашь договорить? - Голос у Веры Аркадьевны был противный, квакающий. - Итак, собрание. И вот уже сегодня, вместе со всем классом, ты не вышел на сбор аптекарской посуды.

- Мы договорились… - сказал Костя.

- Это еще хуже, - сказала Вера Аркадьевна. - Выходит, вы сознательно не пошли! Что значит «договорились»? А если вы договоритесь не ходить на уроки?

- Мы про это не договаривались.

Костя с тоской смотрел на портрет горниста. При чем тут уроки? И зачем все спрашивать и спрашивать? Почему нельзя просто сказать: «Ученик Шмель, мы исключаем тебя из школы»? Разве обязательно сначала помучить, а потом исключить?

А Вера Аркадьевна смотрела на Костю. Она думала: «Вот стоит ученик Шмель. Я научила его читать и писать. Как быстро он вырос. У него уже - характер. Он уже обо всем имеет собственное мнение. Интересно, что он о нас думает? Например, обо мне. Наверное, что я противная старуха, что мне очень приятно мучить его вопросами. Может быть, он ненавидит меня в эту минуту. И от этого нам обоим трудно. Мне трудно помочь, а ему - понять. Конечно, можно пригрозить. Можно заставить его бояться. Но человек, научившийся бояться о детства, вырастает злым. А злоба - плохой спутник в жизни…»

Вера Аркадьевна задумалась. На какое-то время она забыла о Косте и Лине Львовне. Она смотрела на них, но не видела, погруженная в свои мысли. И только когда Лина Львовна снова шевельнулась на стуле, Вера Аркадьевна спохватилась. Исчезли тысячи лиц, только что проплывшие перед ее глазами. Остались Лина Львовна и Костя.

«Я слишком много вспоминаю, - подумала Вера Аркадьевна. - Слишком много. Наверное, это уже старость».

- Так почему же вы не пошли на сбор аптекарской посуды? Почему не пошел ты, Шмель? - сказала Вера Аркадьевна.

- Мы ходили на завод.

- На какой завод?

- Откуда нам станки привезли.

- При чем здесь станки?

- Они для школы.

- Теперь понимаю, - сказала Вера Аркадьевна уже не таким противным голосом. - Вы ходили на завод обменять станки? Так?

Костя молчал, наклонив голову. Он знал, что будет дальше. Сейчас Вера Аркадьевна спросит: «Разве вы не могли пойти в другое время?»

- А вы не могли выбрать другое время? - спросила Вера Аркадьевна.

- Мы с вечера договорились, - сказал Костя. - А потом нам объявили про пузырьки. А мы уже договорились…

Вера Аркадьевна внимательно взглянула на Костю. А Костя подумал: «Сейчас она спросит: «Значит, раз вы договорились, то для вас уже не обязательно подчиняться?»

- Вам дали станки? - спросила Вера Аркадьевна.

- Дали. И еще панели дадут, - оживился Костя, радуясь, что разговор уходит в сторону.

- Вы все ходили? - с удивлением спросила Лина Львовна.

- Весь класс! - с гордостью сказал Костя.

- А что ты натворил на собрании? - скучным голосом спросила Вера Аркадьевна.

«Про пузырьки спрашивать больше не будет», - промелькнуло в голове у Кости. И вдруг - на какую-то секунду - у него появилась надежда, что его сегодня не исключат. Ведь уже спрашивает про собрание, а не про пузырьки. Может быть, удастся объяснить Вере Аркадьевне и про собрание?

- Я ничего не натворил, Вера Аркадьевна. Честное слово!

- Почему же на тебя жалуются?

- Кто жалуется?

- Это неважно, - сказала Вера Аркадьевна. - Важно, что жалуются. Будь любезен, отвечай на вопросы.

- Я говорил, что не надо выбирать Дутова, а она говорит - надо.

- Кто «она»?

- Елизавета Максимовна.

- Значит, не «она», а Елизавета Максимовна. Тебе, Шмель, понятна разница?

«Исключит», - подумал Костя. И внезапно все стало ему безразлично. Ему больше не хотелось отвечать. Все они заодно.

- Куда хотели выбирать Дутова?

Молчание. Счастливый горнист с картины победно смотрел на Костю. Дать бы ему, чтобы не трубил!

- Костя, я тебя спрашиваю. - Голос Веры Аркадьевны уже не такой скучный.

- Звеньевым.

- Дутова? - с удивлением спросила Вера Аркадьевна.

- Дутова! - воскликнула Лина Львовна. - Вера Аркадьевна, ведь Дутов…

- Хорошо, Линочка, хорошо… - проговорила Вера Аркадь евна. - Дутова я знаю.

«Может, не исключат?» - подумал Костя.