Шел снег

Они зашлепали по талому снегу. Действительно, впереди под руку с обер-шталмейстером, опираясь на палку, шел император. Далее следовали Бертье и продрогшие штабисты, повозки полевой кухни с запасом солонины из говядины и баранины и возки с сократившимся до минимума багажом. Шло время, и прибывавшие один за другим курьеры докладывали императору обстановку. Новости были все больше неутешительные. Пал Минск с полными складами, мост в Борисове — единственную переправу — захватили казаки. Полки Удино выбили их оттуда, но мост оказался наполовину разрушен; три русские армии завершали окружение французских войск на Березине.

— Если бы снова ударили морозы, мы смогли бы переправиться через эту реку пешком, — сказал император Коленкуру.

— А сможет ли Березина замерзнуть за два дня?

— Бертье! — не оглядываясь, крикнул император.

— Слушаю, сир? — ответил начальник штаба, с трудом сохраняя равновесие в скользкой грязи.

— Предупредите Удино, чтобы он подготовил дополнительную переправу: брод или понтонные мосты…

Все невзгоды император встречал с полным спокойствием, и то, чти в силу обстоятельств его планы становились невыполнимыми, его, казалось, ничуть не волновало. Лишь время от времени он спрашивал Коленкура:

— Что слышно от Нея?

— Пока никаких новостей, сир.

— Боюсь, мы его потеряли.

Опустив голову, император продолжал путь скорее опечаленный, чем напуганный таким поворотом событий. Ему докладывали об упаднических настроениях в армии: временами выходил из себя всегда невозмутимый маршал Даву, даже среди гренадеров уже пошли бунтарские разговоры. Как-то Наполеону захотелось погреться среди солдат у бивачного костра, но осторожный Коленкур отговорил его от этой затеи.

Обдавая всех грязью, мимо экипажей и пеших галопом пронесся улан. Как потом выяснилось, он прибыл из Орши. Заметив императора, улан сразу же направился к нему. Себастьян видел, как Наполеон схватил Коленкура за руки и начал радостно трясти его.

— Похоже, приходят не только плохие новости, — заметил барон Фен.

— Мы, наверное, взяли в плен Кутузова.

— А почему не царя, раз вы такой догадливый?

Солдаты старой гвардии, первыми узнавшие новость, подняли вверх ружья и грянули, как на параде: «Да здравствует император!». Новость эхом прокатилась по рядам:

— Маршал Ней прибыл в Оршу!

— Он жив!

— Он вернулся с оружием и со своими людьми, ему удалось пройти через ряды нескольких русских армий!

То был символ веры. Значит, они могли выбраться. Это неожиданное спасение придало новые силы готовым взбунтоваться солдатам; те, кто еще недавно бросал ружья и говорил о капитуляции, теперь орали «Да здравствует император!» с таким энтузиазмом, что могли напугать весь казачий корпус русских. Во время привала люди снова и снова пересказывали друг другу эпопею маршала Нея.

— Обстреливаемый со всех сторон, — рассказывал писарь, он, как только стемнело, приказал развести костры. Это ввело русских в заблуждение: они подумали, что корпус Нея пойдет в атаку на рассвете…

— Тебя же там не было, — начал над ним подтрунивать дворецкий.

— Я слышал это от того, кто там был!

— Пусть продолжает, — вмешался Себастьян, отхлебнув из бутылки изрядный глоток водки.

— Так вот, среди ночи, когда было совсем темно, люди Нея ушли окольными путями, оставив артиллерию и обоз. Их было не более сотни, и они по одному переходили реку, так как лед был очень тонким…

До самого Борисова чудесное спасение Нея было единственной темой разговора. Отступающие солдаты уже не думали об опасности и верили в чудеса.

Был полдень. Уверенно расставив ноги, император разглядывал в подзорную трубу заснеженный холм, за которым находился мелкий городок Борисов. В зеленом меховом плаще, наброшенном на плечи, Наполеон выглядел слегка пополневшим. Из-за холма доносились крики: начальник штаба отправил в разведку группу улан, и вот они возвращались: размахивая флажками, разведчики появились на вершине белой от снега пологой высотки. Император облегченно вздохнул. Сигнал подтверждал, что прибывшие из Литвы второй и девятый армейские корпуса заняли свои позиции.

Наполеон вернулся к карете, и кортеж отправился дальше. За окном мелькали картины зимнего пейзажа: темные стволы голых деревьев, пушистые лапы елей, изящные тонкие ветки подлеска, сплетенные в прозрачное зимнее кружево, припорошенное снегом. Наполеон был готов на все, даже застрелиться; возможно, придется бросить остатки имущества и повозки, чтобы во главе гвардии попытаться прорвать окружение. Березина рядом, остается лишь преодолеть ее. Он готов был пожертвовать своей жизнью и судьбой империи, но не отдать врагу овеянных славой боевых знамен Великой армии.