Читаем Шел третий день... полностью

У одной лодки в пылу отступления заглох мотор, но браконьеры — их было трое — успели подойти к берегу на веслах и бежали, прихватив добычу.

— Тьфу, мать честная, — выругался, осмотрев лодку, Роман. — Чисто сработано. Ни икринки, ни хрена… Ладно, мужики, ваша взяла! — признал инспектор, — Выходи, что ль, покурим.

— Шмак?

— Ну.

Вышли двое. Молодой показался Ромке знакомым.

— Никак, встречались?

— Ну!

— Шибаев?

— Он самый.

— Здоро́во живешь. — Роман вспомнил, что этот парень имел некогда виды, и значительные, на Антонину.

— Здоро́во.

— А это батя твой, что ли?

— Ну.

— Вместе, стало быть, промышляете?

— Ну! — мужики гоготнули.

— Есть, что ль, вам нечего? Да вы и есть-то ее не станете… Иль денег нет? Мотоцикл-то, поди, с коляской?

Молодой усмехнулся и назидательно, с издевкою сообщил:

— Машина у нас!

— Ну вот! И сколько еще можно хапать?

— Ладно тебе! — сердито бросил папаша. — Все воруют! Кто больше, кто меньше, а тащат. И повсюду так. Сами-то вы больно чистые! Ты-то, бог с тобой, ни себе, ни людям, а другие?

— Кто, что другие?

— Инспекторы твои, вот кто! «Рыбнадзор — первый вор», слыхивал?

— Да, — согласился Шмаков, — бывает.

— «Бывает»!.. Да все вы!..

— Ну эт зря, эт ты перегибаешь. Тимофеева Юрку знал?

— Хороший был человек, — искренне согласился Шибаев-старший. — Хороший, царство ему небесное. — Развел руками.

— Семка Орлов?..

— Тоже ничего, — признал папаша, — да больно шустер. Скоро, видать, за Юркой отправится.

— Ну, эт мы посмотрим, — между прочим сказал инспектор. — Он вперед или, например, ты.

— Посмотрим, — не обижаясь, снисходительно согласился папаша.

— А Яшка Кузьмин?

— Это еще откуда?

— Ниже нас километров на пятьдесят.

— Не знаю.

— Что ты! Извел всех стервецов начисто! Я имею в виду, конечно, вашего брата…

— Догадываюсь.

— Ага. Приезжаем отчитываться, а он на бобах! Начальство скажет: мышей не ловишь! Ну мы Яшке и подсобили: кто сетенку, кто бредешок, кто старую лодку — мало-мало набрали.

— Не знаю.

— А Ефрема вашего взять?

— Ну! — презрительно отмахнулся Шибаев-старший.

— А что — хороший мужик!

— Мужик — ничего, а инспектор…

— Значит, не убедил я тебя?

— Куда там…

— Ну ладно. Был я тут на совещании по рыбной охране, мы там промежду собой откровенно беседовали. Скажу честно: попадаются всякие. Один, например, из-под Москвы, с Можайского водохранилища, рассказывал, будто там все инспектора только и занимаются, что ловят для себя и своего начальства. Врет ведь, сволочь! Подлость свою оправдывает! Помню, хвастался еще, что сеть приобрел морскую: десять на триста пятьдесят метров! А того, дурак, не понимает, что сеть эту без сейнера ему из воды не вытащить! Во до чего жадность человека доводит!

— А какая там рыба?

— Судак, лещ… В основном судак, кажется, а что?

— Крупный?

— Вроде не очень.

— Ну и хрен с ним.

— Как хрен? Не хрен! Потом этому мужику морду набили.

— Ты?

— Не, один там, с Печоры, опередил.

— А у него что за рыба?

— У него семга.

— Крупная?

— Эта — крупная. С красной икрой, может, слыхал? У нашей черная, а у той красная.

— Знаю, — кивнул старший Шибаев. — Тоже хорошая вещь. Как ее там добывают-то — перетягами?

— Не, в основном лучат и острогой бьют.

— У нас лученье не очень подходит.

— А на мелких-то местах… — возразил молодой.

— Эта да, — признал старший. — Есть любители. Только что там лучить, вона где рыбка. — И указал на фарватер, помеченный бакенами.

— Третий-то ваш икорку понес?

— А ты как думал? — победно усмехнулся папаша.

— Молодцы. — Шмаков зевнул.

— Не получается ничего, инспектор?

— Получается. Да очень туго, — признался Шмаков.

— Бесполезная твоя работа: воюешь, воюешь, а толку — шиш.

— Не скажи.

— Вот те и не скажи! Друга-то своего видел?

— Какого?

— А которого на «курсы повышения квалификации» отправлял.

— Федьку, что ли? Рузаева?

— Ага. Выпустили его. Говорят, хорошо себя вел, исправился, вот и выпустили. Сейчас здесь околачивается. Заезжал вчера, тебя ласковым словом вспоминал, очень встретиться хочет.

— Значит, выпустили…

— Ага.

— Ну и бог с ним, раз выпустили, — Роман снова зевнул. — Стало быть, вы что — гуляли? К знакомым ездили?

— Угадал!

— От меня не удирали, плыли себе и плыли — так?

— Так.

— И сигналов моих не видели…

— Эт само собой.

— Все правильно, — согласился Роман.

— Как же — грамотные! — подтвердил папаша довольно, хотя и с некоторым смущением.

— Ну, а если бы я за вами на берег пошел?

— Чего-нибудь сообразили бы, — словно извиняясь, ответил папаша.

Молодой ухмыльнулся: очевидно, именно ему доверялась главная роль в «соображении».

— Молодцы. Ну, бывайте, — попрощался инспектор, — поеду. Сил нет, как спать охота, а еще столько делов!

— Будь здоров. Лови их, браконьеров, злодеев-то окаянных!

— Придется.

— Антонине мой личный поклон, — Шибаев-младший поклонился в пояс.

— Да, — беззлобно присоединился папаша, — жалко бабенку, красивая. — И, обращаясь к инспектору: — Чего она в тебе нашла?! Кроме упрямства, ни черта за душой нет. Сейчас бы на «Москвиче» каталась — как хорошо!

— За поклон благодарствую, обязательно передам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза