Шелепин

Одновременно с Зайчиковым в МГБ на той же должности оказался и недавний заместитель заведующего отделом комсомольских органов ЦК ВЛКСМ Николай Николаевич Месяцев. Но он в отличие от Зайчикова был военным юристом, во время войны служил в управлении военной контрразведки СМЕРШ. Старшим следователем по особо важным делам назначили первого секретаря Челябинского обкома комсомола Петра Ивановича Колобанова.

Василий Зайчиков допрашивал бывшего министра госбезопасности, бывшего начальника Смерша генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова. Зайчиков рассказывал Месяцеву, что, когда Абакумова в первый раз привели к нему на допрос, тот сразу раскусил следователя:

– А, мне следователя-новичка дали.

– Как вы это определили? – поинтересовался Зайчиков.

– Вы были депутатом Верховного Совета, у вас еще на лацкане след от значка, ботинки из-за границы…

Зайчиков действительно был депутатом Верховного Совета РСФСР.

Василия Зайчикова министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев возил к Сталину на Ближнюю дачу. Вождя интересовал Абакумов. Он распорядился:

– Заковать в кандалы.

Николая Месяцева Шелепин в 1955 году опять взял в ЦК заведующим отделом пропаганды и агитации, а на следующий год сделал секретарем ЦК ВЛКСМ по идеологии.

«В последний раз я видел Сталина вблизи 21 января 1953 года, – вспоминал Михаил Халдеев, – на торжественном заседании, посвященном 29-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина в Большом театре…

Затылок Сталина был уже явно склеротический, весь в красных прожилках, волос мало, они отдавали рыжеватым цветом. Когда он оборачивался, то просматривались и оспины на лице. Помню, меня удивил его низкий лоб – совсем не такой, как изображали на портретах. В правой руке он держал карманные часы и каждые семь-восемь минут подзывал к себе Маленкова, чтобы спросить, как долго будет продолжаться доклад. И всякий раз Маленкова заверял Сталина, что ровно полчаса, не больше. Видно было, что Сталин плохо себя чувствует, ему тяжело дается пребывание на людях».

В сталинские времена комсомол был суровой школой.

«Мое поколение долго, вплоть до ХХ съезда КПСС, не располагало достоверной информацией о положении в партии, стране и жило во лжи», – писал на склоне лет Александр Шелепин.

Владимир Семичастный, шедший за Шелепиным, можно сказать, след в след (он возглавил после него комсомол, а потом сменил его и в ЦК КПСС, и на Лубянке), сформулировал это так:

– Чем отличались советские кадры? Чтобы продвинуться и занять пост, надо семь сит пройти, шишки и синяки набить. Через семь сит прошел, а на восьмом застрял…

Многие комсомольские функционеры копировали худшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих, писал Михаил Федорович Ненашев, секретарь Челябинского обкома партии, а затем заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, в фарисействе мало чем уступал иезуитам.

Наиль Биккенин, который много лет проработал в ЦК партии, писал:

«Я безошибочно мог определить в аппарате ЦК бывших комсомольских работников по тому, как они садились и выходили из машины. Такую непринужденность и автоматизм навыков можно было приобрести только в молодости».

«Комсомольские деятели – это никакая не молодежь, а специфическая категория – чиновничий подрост, смена аппаратного руководства, – записал в дневнике Алексей Кондратович, заместитель Твардовского в „Новом мире“. – Это люди, заранее планирующие свою жизнь в руководителях. Молодые люди, еще ничего не сделавшие в жизни и не накопившие никакого запаса впечатлений, опыта, кроме начально-руководящего, уже призваны руководить, учить, воспитывать. Не случайно именно комсомольские деятели – самые консервативные из всех возможных у нас деятелей. Усвоив самую главную заповедь – держи и не пущай! – не пущают. Их легко натравить, напустить на кого угодно, они по-молодому энергичны и услужливы. Но и они легко поддаются растлению, ибо в сущности уже растлены».

По словам Николая Месяцева, даже в сравнении с 1930-ми годами в последние сталинские годы ситуация в комсомоле ухудшилась – меньше самостоятельности, больше бюрократизма и власти.

В комсомольском аппарате многие делали карьеру, сочиняя доносы на своих начальников, зная, что это лучший способ продвинуться.

Вячеслав Иванович Кочемасов был секретарем ЦК ВЛКСМ с весны 1949-го до осени 1955 года. Он вспоминал, как и на него написали донос: сам, дескать, сын кулака, а жена его – дочь врага народа. А ее отец между тем был секретарем обкома. Его в годы террора расстреляли, мать посадили в тюрьму, а дочь отправили в Горький, где она и познакомилась с Кочемасовым.

Донос передали на рассмотрение Шелепина. Тот пригласил к себе Кочемасова.

– Поговорили, но чувствую, не за тем меня позвал, – рассказывал Кочемасов. – Жду. Он перешел к делу: «Я тебе одну бумагу покажу». Открыл сейф, достал этот донос. Я прочитал. Шелепин говорит: «Ты не обращай внимания и не переживай». И при мне разорвал его и в корзину. Так два раза было…