Шелест гранаты. Издание второе, переработанное и дополненное

Полную впечатлений прогулку прервал непонятно как отыскавший меня посыльный сержант: «Здрражела… Ррразршитбратитьсь… Увас упросють зайтить у особотдел!» В 00 мне торжественно предъявили полиэтиленовый пакет — заначку несчастного часового. Она была обнаружена даже не в вэче — опасаясь, что будет заложен стукачами, воин хранил ее в укромном месте на ближайшей железнодорожной станции, рассчитывая забрать при посадке в дембельский поезд. Химнализ кусочков вещества не требовался: шипящее пламя при поджигании и характерный цвет флегматизатора четко указывали на состав, которым снаряжаются боевые части ракет. Паренек задумал знатную рыбалку на родине и, во время своих караулов на складе (он сам напрашивался на них — это было установлено), непостижимым образом преодолев сигнализацию, сняв заглушку БЧ, отколупывал кусочки взрывчатки, пополняя заначку при увольнениях. Неосторожное движение штык-ножа вызвало ее горение (редкий, но встречающийся случай!), в замкнутом объеме быстро перешедшее в детонацию…

…17 августа команды испытателей ЦНИИХМ и ВНИИЭФ прибыли на остров Коневец. С доставкой ракет моряки запоздали и было достаточно времени, чтобы побродить по острову. Раньше тут, как и в Сарове, располагался монастырь и по всей территории были разбросаны часовенки и монашеские скиты. Одна из таких часовенок была без «луковки» (рис. 5.13): та валялась рядом. Местный старожил рассказал: сразу после полета Гагарина, политработники поощряли вандализм солдат-строителей (в основном — азиатов), слали в Ленинград донесения о том, что воины, «убедившись в отсутствии Бога», стали «бороться с поповщиной». Очень интересно было осматривать проросшие вереском развалины финских береговых батарей (до «зимней» войны Коневец принадлежал Финляндии), а однажды попался редкий сувенир. Гильза патрона к русской трехлинейке, выпущенный в том самом 1917 году, была явно не русского происхождения! Много позже я встретил в редакции журнала «Мир оружия» специалиста по стрелковым боеприпасам и тот разъяснил, что патроны для трофейных русских винтовок производились в Германии. Ими, наверное, и вооружили бойцов финского шюцкора, дравшихся с большевиками.

Рис. 5.13

Часовенка с сорванной луковкой на о. Коневец (сверху) и донце гильзы от патрона к русской трехлинейке, изготовленного на германском заводе «Deutsche Munitionsfabrik» в Карлсруэ, в 1917 году.

Хотя вода Ладоги была уже холодной (9-10 градусов), мы с удовольствием купались. Подплывали на шлюпке и к затопленным кораблям, стоявшим недалеко от берега (рис. 5.14). Это были германские тральщики, на них сохранились даже проржавевшие крупнокалиберные пулеметы. Все удивлялись, как корабли попали на Ладогу, и только много лет спустя я узнал, что такие экскурсии были небезопасны: корабли привели сюда по каналам с Новой земли, где они служили мишенями при испытаниях ядерного оружия, а значит, нейтроны ядерного взрыва должны были вызвать в их металле заметную наведенную активность.

Рис. 5.14

На заднем плане — германский тральщик, служивший мишенью при испытаниях ядерного оружия на Новой земле.

Наконец, на остров доставили ракеты. Моряки не обманули: одна из них — ЗМ80 «Москит»[109] (рис. 5.15) была действительно новой, недавно принятой на вооружение, а вторая — «Термит» — модификацией уже знакомой П-15. Перед испытаниями арзамасцы, прибывшие со своими СВМГ, дали твердое обещание, что энергообеспечение нагрузки в 100 кДж («как в Черноголовке») они обеспечат при любых обстоятельствах, а, если надо — получат и на порядок большую энергию. К сожалению, свое слово они сдержали. Постарались и мы: в излучателях не было ни одного пробоя. Вследствие этих «достижений», не наблюдалось ни эффектов облучения в мишенях ни сигналов с антенн. В опытах сделали небольшой перерыв, вернулись с новыми сборками, снова загрохотали взрывы с тем же нулевым результатом. Испытания были провалены и «заслуга» эта принадлежала мне, как начальнику лаборатории.

Рис. 5.15

Выгрузка противокорабельной ракеты «Москит».

…В последний день командировки я обнаружил пришпиленный над своей кроватью пасквильный листок (рис. 5.16). Пущала, ох пущала в умы едучую слюну, злоебучая вурдалачья срань! Не подкалиберные ломы, «закусив»[110], прошили наклонную, как ленинский лоб, краснозвездную броню, не суетливые нейтроны проскочили ее, анлевировав верных защитников, а изъязвили их души подернутые мерзким хрипом забугорные радиоголоса!