Шелест сорняков

Дядя по маминой линии, разумеется, имевший пепельно-коричневую слегка кудрявую шевелюру, толстоватый нос и серые проникновенные глаза. Нужнет был высок ростом, шести с лишним футов. Ойайя очень любила дядю, непохожего на выходцев её семейства, почтенных, неторопливых и скучных донельзя почти что во всех отношениях. У него же всегда находилась любопытная историйка о его похождениях за пределами Таргерта, в который он захаживал крайне редко, да и то разве что ради племянницы.

К тому же Нужнет владел мечом. Странники с заточенной сталью у пояса редко встречались в таргертских землях. Народ сторонился их по понятным причинам. Никто в Таргерте не встревал в заварушки. Отец запрещал Ойайе даже думать о том, чтобы иметь своё оружие. Не то что женщины, мужчины, по его словам, не должны проявлять бездумную жестокость по отношению к другим. В первую очередь для своего же блага. "Те, кто носит оружие, убивают в основном тех, кто тоже носит оружие, – так говорил Ойай. – Когда ты берёшься за клинок, ты перестаешь быть прежним человеком и уподобляешься убийцам. А те умирают гораздо раньше, чем обычные люди". Но меч дяди Нужнета выглядел совсем не опасно. Как будто нож, только побольше. Нужнет не стал скрывать, что и ему не улыбается затея учить племянницу драться на мечах, но в конце концов сжалился.

– Клинок – злая игрушка, – сказал он. – Размахивать можно вещицами и побезобиднее. Мастерство превращает кусок стали в меч, и мастерство делает из меча оружие. Так почему то же нельзя проделать с чем-нибудь не столь острым?

Нужнет щедро заплатил королевскому оружейнику, чтобы тот изготовил для него прочную деревянную дубинку, обитую железом. Он показал племяннице, как держать её. Поначалу Ойайе не понравилось. Она отшвырнула её в сторону и объявила, что это оружие для простолюдинки. На что Нужнет уточнил, что простолюдинки вообще не носят оружия. Мало-помалу Ойайя привыкла к дубинке. Король недолюбливал Нужнета за такое потакание племяннице, но выгнать из поместья не мог. Как-никак это был братец его пропавшей супруги. Ещё до пропажи она держалась в поместье особнячком. Подобная скрытность привела к тому, что многие стали подозревать её в разных дурных умыслах. И это при том, что королевская скрытность – дело совершенно неудивительное. Когда она исчезла из поместья, многие выдохнули с облегчением.

Тогда как нынешняя королева, не будь она выродком, расположила бы к себе всех, кого только можно расположить, не обмолвившись ни словом. Шейла, конечно же, говорила. Все выродки начали говорить. Дело заключалось немного в другом. Если бы её глаза имели привычный в обществе цвет, допустим, зелёный, она бы без каких-либо затруднений сделалась правительницей куда более востребованной, чем все дамы, что когда-либо восседали подле королевской персоны. Она была снисходительна и нежна, внимательна к деталям, которые и не подумали бы заметить иные властители за ненадобностью вдаваться в такие мелочные подробности, как нищета и болезни. Что уж говорить о плохом настроении своих подданных. На него короли всегда чихать хотели, даже если делали вид, что это не так. Но королева Шейла являла собой и впрямь крайне великодушную персону. Мало того, ещё и поразительно красивую. За её красоту ей прощали многое. Если не сказать, что всё, и если бы было что прощать. В том числе и глаза. Они придавали ей некий зловещий вид, который поначалу отпугивал, но тем приятнее себя чувствовали придворные, убедившиеся в том, что за этим тусклым взглядом кроется вовсе не жажда убийства, а искренняя забота. Им нравилось сознавать безобидность королевы, в то время как иные о ней не догадывались.

Когда Ойайя вышла из своей спальни, её уже поджидал Гегес со своими ещё не высказанными любезностями, которые она пропустила. Он расшаркался и отвесил ей комплиментов на месяц вперёд. Гегес жил в поместье довольно давно, и успел привести себя в надлежащий порядок. Выяснилось, что он не такой уж и пожилой, как могло показаться на первый взгляд. Ему не было и шестидесяти. Ежедневное причёсывание выбило из его волос большую часть седины. К тому же Ойай не снял его с должности королевского помощника, вдобавок наградив неплохим состояньицем. Гегес пополнил свой гардероб шёлковыми дьюкскими нарядами и туфлями. И носил их даже в прохладную погоду, когда прислуга куталась в тёплые накидки и сетовала на промозглый ветер. Ойайя тоже кое-чем наградила его – неприятным взглядом – и спустилась в огромную гостиную, где королевская чета уже собиралась приступить к ужину. Ойай, не отрываясь, смотрел на Шейлу, а она, смущённая такой напористостью мужа, поднимала на него глаза лишь изредка.