Шелестят паруса кораблей

Капштадт широко раскинулся в укрытой от ветров долине между Столовой и Дьявольской горами. Чистенькие и даже нарядные домики колонистов окружены были богатыми садами. Прекрасный, мягкий климат позволял культивировать здесь различные фрукты и овощи. Перед домами богатых владельцев красовались ухоженные цветники. Многие хозяева разводили птиц, не только европейских, но и местных, и вывезенных из тропических областей Африки.

Гордостью местного населения был городской сад. Здесь аллеи дубовых деревьев с непроницаемо густой листвой защищали от ветров квадратные огороды. Рикорду это соединение парка и огорода казалось странным, но Головнин считал, что оно вполне соответствует характеру голландцев, привыкших у себя на родине ценить каждый клочок земли.

Первое посещение городской библиотеки разочаровало Головнина. Книги были расставлены не по содержанию, не по языкам, не по авторам, а по размерам томов. За девятнадцать лет существования библиотеки читателями были взяты всего восемьдесят книг. Тем не менее любознательный Головнин нашел в этом оригинальном хранилище немало любопытных изданий, освещавших различные стороны жизни колонии.

В городе имелся единственный на всю Африку театр. Но постоянных спектаклей в нем не ставилось. Лишь иногда на его сцене упражнялись любители. Зато здание театра, вместе с методистской и лютеранской церквами и ратушей, было своеобразной гордостью молодого города.

Посетили русские моряки и зверинец, пока еще незавидный ни по постройке, ни по числу экспонатов. Но смотритель уверял русских, что губернатор колонии лорд Кларендон намерен собрать в нем всех животных, обитающих в Африке. Если лорд осуществит свое намерение, капштадтский зверинец станет одним из богатейших в мире зоопарков.

Наконец прибыл в Капштадт давно ожидаемый новый командующий местными английскими морскими силами адмирал Барти.

Адмирал принял Головнина со всей учтивостью.

— Мне приходилось встречаться с русскими военными моряками, — сказал он уважительно. — Многие не зависящие от нас обстоятельства осложнили и испортили наши отношения. Из союзников мы волею судеб стали противниками, о чем многие в Англии, в том числе, поверьте, и я, глубоко сожалеют.

— Но, господин адмирал, — заметил Головнин,— «Диана» и вся ее команда находятся в особом положении. Мы вышли в рейс в момент, когда Англия и Россия не только не враждовали, но, напротив, находились в союзных отношениях. «Диана» зашла в порт, считая, что Капштадт — владение союзника. Я представил командору Роулею выданные английским правительством и Лондонским адмиралтейством документы, ясно подтверждающие мирные, научные цели нашего плавания.

— Но ведь вы и не считаетесь военнопленными,— перебил адмирал. — Командор Роулей и капитан Корбет сделали все от них зависящее, чтобы облегчить положение российского судна и его команды. С их стороны была проявлена величайшая снисходительность...

— Сэр, как офицер Российского императорского флота, я вынужден протестовать против такого определения. Я отдаю должное вежливости господ Роулея и Корбета, но «Диана» доверчиво вошла в английский порт, полагаясь на выданные английским правительством документы, не утратившие и сейчас своего смысла и значения. Я самым настойчивым образом прошу вас незамедлительно принять решение, которое может быть единственно возможным, — отпустить «Диану» в предстоящее ей с самыми мирными целями плавание.

Последние слова, а главное, требовательный тон Головнина явно не понравились английскому адмиралу. Он решил закончить беседу.

— Господин лейтенант. Я знаком с положением вашего судна и целями вашей экспедиции пока только в самых общих чертах. Обещаю вам незамедлительно рассмотреть ваше дело и вынести решение.

С этими словами он поднялся, давая понять, что считает разговор оконченным.

Вернувшись на шлюп, Головнин ознакомил с содержанием разговора офицеров «Дианы». В каюте Головнина они сдерживались, но на палубе досталось и коварному Альбиону, и адмиралу Барти.

Отпустив офицеров, Головнин тут же, не ограничиваясь словесным заявлением, сел за официальное письмо к Барти.

— Я прошу тебя, Петр Иванович, — обратился он к Рикорду, — свезти это письмо адмиралу, передать его лично и потребовать скорейшего ответа.

Прошло пять дней. Ответа не было. Сам Барти отбыл в Капштадт. Головнин решил ехать в Капштадт вслед за адмиралом.

Опять последовали учтивый прием и учтивые отговорки. Барти сообщил, что так как и командором Роулеем и им самим все дело уже было представлено на рассмотрение правительства, то теперь он никак не может до получения ответа сообщить командиру «Дианы» окончательное решение.

Оставалось вооружиться терпением и ждать.

Каждый день приходилось разрешать насущные вопросы. Надо было кормить команду, выплачивать жалование. Время шло, ресурсы были далеко не бесконечны. За каждый фунт овощей, за свежее мясо нужно было платить наличными, а деньги были на исходе.