Шели. Слезы из Пепла

Веселье было в самом разгаре. Последний раз я такое видела в тот день, когда Аш привез меня первый раз в Онемай. Варварская вечеринка с огромным количеством чентьема, грязного прилюдного секса, а потом бесконечных смертей несчастных танцовщиц, которые изначально были обречены. Громкий стук барабанов заглушал гортанные выкрики пьяных демонов, визг и смех наложниц, которые пока что не знали об уготованной им участи или же опьянели от чентьема. Извивающиеся обнаженные танцовщицы, намазанные жиром так, что их бронзовые тела переливались в языках пламени, и снующие рабы с подносами дополняли картину всеобщего веселья. Какой резкий контраст с убогостью заднего двора, где дрались за крошку хлеба. В каждом мире одно и тоже. Вычурная, извращенная роскошь соседствует с безнадежной нищетой.

Нас определили на кухне наполнять блюда разнообразными яствами и мыть посуду. Адская жара рядом с печками, вертелами с нанизанными тушами кабанов и кипящим на сковородах маслом. Впервые я столкнулась с рабами, которые работали в доме. Они отличались от нас, низших. Поглядывали с явным презрением и брезгливостью. Одна из кухарок заставила каждую из нас по три раза вымыть руки и повязать головы чистыми платками. Они относились к нам, как к блохастым животным.

Я постоянно бросала взгляды на костер, силясь разглядеть Аша, но столб огня заслонял его от меня. Я видела только танцовщиц и искры от пламени, а также Тиберия, который лапал сразу двух наложниц и громко хохотал, бросая им золотые дуции за которым те бежали, а потом дрались, отыскивая в песке монеты. Полуголые, пьяные от чентьема. Куски мяса. Коими мы все здесь и являемся.

В отличии от нас, низших, здесь рабы не молчали. Они смеялись и переговаривались между собой. Я слушала их вскользь, едва успевая наполнять подносы и полоскать грязные тарелки и кружки под окрики демонов-надсмотрщиков, поторапливающих нас работать быстрее.

— Видели новую зверушку Хозяина?

Я замерла на секунду, а потом положила несколько кусков мяса на серебряную поверхность подноса, заливая подливой.

— А кто ее не видел? Быстро он нашел замену прежней. Я говорила вам, что белобрысая ненадолго в его постели.

— Ничего себе ненадолго — несколько лет. И детей ему родила.

— И где эти дети? Только слух о его смерти прошел как она в койку к инкубу прыгнула, а детей сослала. Слышала они там померли. Те, кто высоко взлетают, потом очень больно падают. Надо знать своё место и держаться за него зубами.

— А мне ее жалко, — послышался голос третьей, — незавидная участь — с любимой наложницы Аша превратится в низшую рабыню.

— Пф! Жалко ей? Ты эту пожалей. Новую. Говорят, она после него сутками ходить не может и ее спина покрыта шрамами, как сеткой для рыбы.

Я почувствовала, как дрогнули руки. Новую? У Аша наложница? Впрочем, раньше было больше тысячи.

— А чего ее жалеть? Таскает за собой везде, шмотки новые, золото, побрякушки. Ну подумаешь пару царапин оставляет и трахает до полусмерти. Все ж лучше, чем здесь впахивать и потом обливаться. Я б эту кухню сама на постель Верховного Демона променяла.

— Он и сегодня с ней. Сидит у его ног видать, в рот заглядывает и ждет, когда кость кинет. Я всегда говорила — белобрысая слишком строптивая для нашего хозяина. Ему покладистая нужна и мягкая.

— Как ты, да?

Женщины захохотали, а мне показалось, что внутри меня вонзились тонкие острые шипы и медленно погружаются под кожу. Они говорили об Аше…Об Аше и о другой женщине рядом с ним. Руки тряслись, как в лихорадке. Я не могла себя контролировать. Дышать стало в несколько раз труднее, словно я делала вздох, а вместо кислорода в легкие врывалась гарь и грязь, и я захлебывалась в ней, чувствуя, как сердце бьется все сильнее и болезнее. Как его щемит и выкручивает наизнанку. Когда приходит полное осознание своих заблуждений, прозрение и понимание, что ты жил в какой-то собственной и наивной сказке для идиотов, считая, что имеешь значение для того, кто в своих приоритетах всегда ставил тебя на последнее место. Потому что, по сути, ты и есть никто в его жизни. Не более, чем игрушка, с чьими чувствами считаться не обязательно.

Сама не поняла, как сделала это, взяла поднос и пошла с ним к костру. Я хочу увидеть его с ней, посмотреть ему в глаза и понять, что это действительно конец. Я хочу это почувствовать полностью, чтобы не осталось никаких сомнений.

— Эй! Ты! Стоять! Куда собралась?

Я не обернулась, гордо выпрямив спину, понесла еду Демонам, ускорив шаг.

— Стоять, сучка

И не подумала обернуться. Подошла к костру и остановилась, не в силах сделать ни шагу. Если бы меня сейчас разрубили на несколько частей, я бы, наверное, даже не почувствовала потому что уже превратилась в сгусток боли. В пульсирующий комок обнаженных нервов, которых касаются раскаленные угли.