Шелихов. Русская Америка

   — Обошёл крючок купчишек, — сказал Иван Ларионович, — обошёл. Свои цены установили. Винишко всё решило. А винца-то на грош купцы выпили в сравнении с тем, что потеряли. Вишь, как оно: ни огонь, ни вода, а мужику — великая беда. — И, уж вовсе довольный разговором, Голиков по-шутовски руки раскинул, всплеснул ладошками, будто в пляс пошёл: — А? Повеселились? — И валеночком под столом притопнул. — Во как!

Такого он никогда не позволял.

Шелихов захохотал так, что Иван Ларионович даже отшатнулся.

   — Тихо, тихо, — сказал, — полегче, полегче... — и огонёк свечи ладошкой заслонил. — Эко тебя разбирает.

   — Ну, порадовал, — выкашлянул Григорий Иванович, перхая горлом, — порадовал, Иван Ларионович. А меня-то, меня Лебедев чуть пинками со двора не проводил. Истинно пинками. Вот и наказали вы его. Наказали...

И опять захохотал.

Иван Ларионович строго на него прищурился. Шелихов замахал руками.

   — Ладно, ладно, — сказал, — всё.

Иван Ларионович скромненько голову нагнул и из нижнего ящика стола достал листочек. Листочек в ладонь, а цены ему не было. Не без гордости подвинул к Григорию Ивановичу. Подтолкнул ноготком.

   — Глянь, — сказал Голиков, — вот она, выручка. — И довольно руки на коленях сложил, сунув пальцы в пальцы.

Григорий Иванович впился глазами в бумагу.

   — Славно, славно, — шептали шелиховские губы, а глаза бежали и бежали по аккуратно выведенным колонкам цифр, — славно.

И вдруг, отодвинув расчёты Голикова, Григорий Иванович обмакнул перо, взял чистый лист, полетел по нему быстрой рукой.

Иван Ларионович с любопытством потянулся через стол.

   — Смотри, — сказал Григорий Иванович, — вот что мы наворочаем с таким-то капиталом. — Метнул взгляд на Ивана Ларионовича. — Первое — новое судно заложим. Это будет...

Шелихов на мгновение наморщил лоб и легко вывел цифру, от которой у Голикова в душе захолонуло.

Перо от торопливости руки Григория Ивановича брызнуло по листу кляксами.

   — Эко, как ты хватил... Не больно ли много берёшь? — спросил Иван Ларионович с неуверенностью.

   — Хорошее судно заложим. Надёжное. Нет, нет, — возразил Шелихов. — Здесь жалеть нечего. Глядишь, через год-два сил наберясь, махнём в Кантон, в Макао. А? — взглянул на Ивана Ларионовича. Глаза играли весёлыми искрами.

Иван Ларионович трудно проглотил слюну. От цифр на бумаге перед ним рябь пошла.

   — Кантон, Макао, — сказал, — не далеко ли собрался?

   — В самый раз, — ответил Шелихов, — в самый раз. А это на ремонт старых галиотов. — И опять рука Григория Ивановича черкнула цифру, что испугать могла купчину, будь он и золотом обсыпан. — Это, — торопился Шелихов, выписывая новую строку и довольно морща губы, — на навигаторские приборы.

Очень обрадовал его Голиков. И выручкой знатной, и настроением весёлым. В Охотске-то всё один мараковал, не с кем было и словом перемолвиться. Считал гроши. А тут, смотри, приехал — и компаньон весёлый, и капитал, что впору залатать все дыры. Шелихов обмакнул перо и занёс над бумагой.

   — Постой, постой, Гриша, — остановил Иван Ларионович севшим голосом. — Да мне-то ты что оставишь? Я приказчикам больше плачу. — И резонно так, чуть склонив голову к плечу, с недоумением руками развёл. — Приказчикам. Понимаешь? Приказчикам.

Во взгляде у него промелькнуло сомнение: на ветру-де холодном голову Григорию Ивановичу, Грише его дорогому, не прихватило ли морозом? Оно в лютую стынь всякое случается.

   — Что? — спросил Шелихов, поднимая взгляд от бумаги. По глазам, высвеченным пламенем свечи, было очень видно, что он в мыслях далеко. Рука с пером повисла в воздухе. — Что сказал-то?

   — Приказчикам, говорю, — повторил Иван Ларионович, — я больше плачу, чем ты мне оставляешь за труды. — Лицо его стало кислым. — Да и то на двоих надо разделить: на тебя да на меня.

   — Приказчикам? — протянул Шелихов и легко засмеялся. — Ну да на то они и приказчики, Иван Ларионович, а мы хозяева. — И, будто сказав этим всё, опять согнулся над бумагой, ведя новую строчку.

Иван Ларионович дрожащими пальцами коснулся лба, разглаживая морщины, которые не только слабая рука, но и ничто иное разгладить не могло.

   — Мысли у меня есть, — сказал Шелихов, — для новоземельцев книг более закупить по навигации, арифметике, истории.

   — Так, так, — провякал Иван Ларионович, обминая ладошкой лоб, и неестественно, как рак на свету, выпучил глаза.

Шелихов в другой раз глянул на него.

   — В Москву срочно надо послать человека скобяного товару закупить, да поболее.

И новую строчку вписал в испугавший Ивана Ларионовича лист, не замечая, что настроение у компаньона переменилось и он уже валеночком в пол не стучит, но, напротив, нахохлился и глазами царапает, что филин из дупла. У Ивана Ларионовича на щеках выступили тёмные пятна, поползшие к шее. Рука на лбу затрепетала. Покряхтывая, он вспомнил вдруг, как сидел в этой же самой комнате после возвращения судейского крючка из Москвы и размышлял о том, что приедет Гришка — и полетят счастливо вырученные на торгах белые голуби. «Пташками» тогда ещё он их назвал, и горечь, что в тот вечер обожгла, вновь к горлу подступила.