Шелк и кровь. Королева гончих

– Мне похер, – огрызнулась Лавчайлд и закрыла глаза. Она слышала, как Бен хмыкнул и вышел, закрыв за собой дверь. Через секунду слепящий свет ламп перестал рваться ей сквозь веки.

Одна из похитительниц – самая младшая, брюнетка – пришла покормить Лавчайлд. Пленница не знала, сколько прошло времени, но, судя по вконец затекшим конечностям и чувству голода, минуло несколько часов. Несмотря на то, что обед состоял из противной пресной похлебки и остывшего картофельного пюре, Лавчайлд с жадностью тянулась губами к ложке. Когда еда закончилась, брюнетка вытерла пленнице подбородок салфеткой и, собрав посуду, направилась к выходу. Но, не дойдя до двери, вернулась, наклонилась к Лавчайлд и шепнула ей на ухо:

– Я приду через шесть часов. И… мне очень жаль, мисс.

Лавчайлд отвернулась. Не сказать, чтобы она почувствовала расположение к покормившей ее девушке – слишком большой опыт, слишком подозрительный характер. Но и ненавидеть ее она тоже не могла. Девчонка явно была вынуждена участвовать в сговоре с более старшими напарницами. Или остаться навечно обреченной: когда она наклонилась, Лавчайлд затошнило. От девушки омерзительно пахло. Разложением и полупереваренной пищей, словно у бедняжки был вспорот живот. Не будь та одета в короткий полупрозрачный топ, Лавчайлд бы в это поверила.

По крайней мере, теперь ей стали понятны мотивы сумасшедших стерв, задумавших выкрасть ее секрет притягательности.

Лавчайлд не знала, слышит ли ее Бен и где он вообще находится – за дверью или в какой-то комнате, просто оснащенной камерой слежения? Как ей следует его позвать? Заорать? Или же он прибежит только тогда, если случится что-нибудь, что будет невозможно игнорировать? Девушка облизала губы. Во всяком случае, громко сообщать о таком она не собиралась.

Но прошло немного времени, и Лавчайлд решила, что готова наступить на горло собственной гордости. Она крикнула – раз, другой:

– Бен! Бен!

Он отозвался не сразу. Сначала спросил из-за двери, затем, спустя несколько минут, видимо, потраченных на то, чтобы заглянуть в камеру через экран (Лавчайлд была уверена, что находится под видеонаблюдением), открыл дверь. Одну – охранника и пленницу разделяла решетка, закрывавшая выход. Видимо, похитители были неоправданно высокого мнения о пойманной девушке – не могла же Лавчайлд освободиться от пут! А без них ее вряд ли собирались держать в палате.

– Что-то не так, леди? – любезно поинтересовался Бен, улыбаясь своей ребяческой улыбкой – растянув губы и наклонив голову. Лавчайлд отвела взгляд, чтобы не видеть его, настолько сильно он ее пугал и отвращал.

– Мне нужно в туалет, – промямлила она. Бен не ответил, и девушка повторила, уже громче. Но он снова промолчал, только пожал плечами, когда Лавчайлд, нахмурясь, снова на него посмотрела.

– Я не буду выводить тебя из камеры, – спокойно сказал охранник. – Только если тебе станет плохо.

– Но мне плохо! – Лавчайлд сорвалась на крик. Ответом ей снова было беспечное движение плечами.

– Пописай здесь.

Девушка вспыхнула и отвернулась. Она и так была в донельзя унизительном положении, усугублять его не хотелось. Но физиология взяла свое… Лавчайлд надеялась, что Бен если не уйдет, то хотя бы отвернется… но его взгляд, напротив, прикипел к ней, жадный, вожделеющий. И без того омерзительный, охранник стал совершенно противен девушке.

– Гребаный извращенец, – пискнула Лавчайлд, когда он понял, что она закончила и, отступив на шаг, закрывал железную дверь. Как только он ушел, девушка расплакалась. Она догадывалась, что он видит ее в камеру слежения и, возможно, получает от ее слез только еще большее удовольствие, но остановиться никак не могла.

***

– Тебе нужно помыться. От тебя уже плохо пахнет.

Лавчайлд вздрогнула. В ее камере воняло – и к исходу вторых суток она уже привыкла к этому, но слова Бена насторожили ее. Он не выпускал ее в туалет, а теперь вдруг озаботился состоянием пленницы? Если не играть дуру всерьез, сказала она себе, то можно предположить, что ее привезли в какую-то лабораторию, где будут узнавать ее секрет притягательности. Значит, она должна хорошо пахнуть. Для этого ее и выводят из камеры – чтобы очистить от грязи. От мысли, что этим, возможно, будет заниматься Бен, ее всю передернуло. Но напрасно. Он только освободил ее от смирительной рубашки, оставив в платье, и помог дойти до душевой. А там втолкнул за белую дверь и оставил в одиночестве.