Шелкопряд

Убийца Оуэна Куайна, подумал Страйк, напоминал ту мальгашскую ночную. Среди подозреваемых по этому делу не было ни одного безумного, неразборчивого хищника. Ни один прежде не был замечен в насильственных действиях. В отличие от многих других случаев, к двери подозреваемого не тянулся шлейф былых преступлений, прошлое не висело на нем окровавленным мешком на потребу голодным псам. Убийца был зверем диковинной, редкой породы: он скрывал свою истинную сущность, пока его не трогали. Оуэн Куайн, как Дейв Полворт, безрассудно потревожил затаившегося убийцу и жестоко за это поплатился.

Страйк не раз слышал скороспелое суждение, что убийца живет в каждом, но знал, что это не так. Вне сомнения, есть люди, которым убивать легко и даже приятно: ему встречались и такие. Есть миллионы, специально обученные лишать жизни других: Страйк был из их числа. Люди убивают в силу обстоятельств: ради выгоды или в порядке самообороны, открывая в себе способность проливать чужую кровь, когда не видят другого выхода; но есть и такие, кто застывает на месте и даже под самым мощным нажимом не способен воспользоваться обстоятельствами, отстоять свою выгоду, нарушить последнее, великое табу.

Сыщик не склонен был недооценивать те качества, которые позволили убийце связать, оглушить и вспороть Оуэна Куайна. Человек, который это сделал, остался незамеченным, благополучно избавился от улик и не выказал ни огорчения, ни угрызений совести, а потому ни у кого не вызвал подозрений. Все это указывало на личность опасную, крайне опасную, но лишь для того, кто ее заденет. Пока такие личности не считают, что разоблачены или попали под подозрение, они не представляют опасности для окружающих. Но если кто-нибудь заденет их снова… причем заденет за живое, как это сделал Оуэн Куайн…

– Йопта, – пробормотал Страйк и торопливо бросил в пепельницу окурок, который незаметно догорел до фильтра и обжег ему пальцы.

Что же делать дальше? Если след, ведущий прочь от этого убийства, так и не обнаружился, сказал себе Страйк, то нужно искать след, ведущий по направлению к убийству. Коль скоро последствия смерти Куайна, вопреки здравому смыслу, не дают никаких наводок, значит стоит присмотреться к последним дням его жизни.

С тяжким вздохом Страйк потянулся к телефону. А разве есть, спросил он себя, какой-нибудь иной способ получить исходную информацию? Он перебрал в уме длинный список имен, мгновенно отбрасывая лишние. В конце концов, без особого энтузиазма, он склонился к мысли, что первоначальный выбор будет самым правильным: его сводный брат Александр.

У них был общий знаменитый отец, Джонни Рокби, но они никогда не жили под одной крышей. Ал, на девять лет моложе Страйка, родился в законном браке, а значит, у них в жизни практически не было точек соприкосновения. Получив дорогостоящее образование в Швейцарии, он мог сейчас обретаться где угодно: в лос-анджелесской резиденции или на яхте Рокби, даже на белом австралийском пляже, поскольку третья жена Рокби была уроженкой Сиднея.

И тем не менее среди единокровных братьев и сестер Ал больше других стремился поддерживать отношения со старшим братом. Когда Страйку оторвало ногу, Ал навещал его в госпитале; встреча получилась неловкой, но со временем уже стала казаться трогательной.

В госпиталь «Селли-Оук» Ал привез сообщение от Рокби, которое вполне можно было прислать по почте: отец предлагал Страйку финансовую помощь в открытии сыскного агентства. Ал объявил об этом с гордостью, не сомневаясь в благородстве своего отца. Но Страйк понимал, что дело здесь нечисто. Он подозревал, что Рокби (или его юрист) беспокоится, как бы одноногий ветеран, имеющий боевую награду, не стал торговать историей своей жизни. Предложение денег должно было заткнуть ему рот.

Страйк отверг такое великодушие, а потом столкнулся с тем, что банки все как один отказываются давать ему кредит. Скрепя сердце он перезвонил Алу, сказал, что не примет деньги безвозмездно, отверг предложение встречи с отцом, но спросил, нельзя ли взять у того взаймы. Видимо, Рокби затаил обиду. Его юрист регулярно звонил Страйку, настаивая на ежемесячных выплатах, и проявлял больше настойчивости, чем самый алчный банк.

Не возьми Страйк к себе на службу Робин, он уже расплатился бы с долгами. У него было твердое намерение сделать это хотя бы к Рождеству, чтобы не зависеть более от Джонни Рокби, потому-то он и набрал столько заказов, что вкалывать приходилось по восемь-девять часов в сутки, семь дней в неделю. Но от этого ему было не легче звонить младшему брату и просить об одолжении. Страйк понимал, что Ал привязан к отцу, но от любого упоминания о Рокби в их разговорах возникал ненужный напряг.

После нескольких длинных гудков Страйка переключили на голосовую почту. Расстроившись, но в то же время вздохнув с облегчением, он оставил сообщение с просьбой перезвонить и повесил трубку.