Шелкопряд

– Ладно, – устало выговорила Илса, – дело хозяйское, но я должна тебе сказать, что она сама себя топит. Держится агрессивно, утверждает, что эти вещи купил сам Куайн. Паранджу, ты же понимаешь… Веревки, купленные по карте, идентичны тем, которыми был связан труп. Ее спросили, зачем Куайну могли понадобиться паранджа и комбинезон, предназначенный для работы с вредными химическими веществами, и она не нашла ничего лучше, чем ответить: «Чего вы ко мне пристали?» Через слово спрашивает, когда сможет пойти домой, к дочке; ведет себя как блаженная. Покупки были сделаны полгода назад и доставлены на Тэлгарт-роуд – ну чем не умышленное деяние? Да это все равно что план, написанный ее собственной рукой. Она отрицает, что заранее знала, как ее муж собирался закончить свою книгу, но твой знакомец Энстис…

– Он явился туда собственной персоной?

– Мало того – он сам проводил допрос. Все время подкалывал: уж не надеется ли она, что полиция поверит, будто Куайн никогда не рассказывал ей, о чем пишет. А она: «Да у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает». – «Значит, он все-таки рассказывал вам свои сюжеты?» Этому не было конца-краю; Энстис взял ее измором – она сказала: «Вроде он говорил, что шелкопряда вываривают в кипятке». Тут Энстис окончательно убедился, что она лгала и на самом-то деле знала весь сюжет. Да, и еще у них на заднем дворе нашли свежевскопанную землю.

– Голову даю на отсечение: там найдут дохлого кота по имени Мистер Пук, – прорычал Страйк.

– Но Энстис на этом не успокоится, – предостерегла Илса. – Он на сто процентов уверен, что это ее рук дело, Корм. Леонору имеют право задержать до одиннадцати часов завтрашнего дня, а до того времени ей уж точно предъявят обвинение.

– У них недостаточно оснований, – решительно сказал Страйк. – Где результаты анализа ДНК? Где свидетели?

– В том-то и штука, Корм: у них нет ни того ни другого, но распечатка счета за покупку по кредитной карте – это финиш. Слушай, я на твоей стороне, – терпеливо продолжала Илса. – Хочешь мое откровенное мнение? Энстис блефует и надеется на удачу. На него со всех сторон давят СМИ. А он, если честно, дергается еще и оттого, что ты постоянно трешься рядом и можешь перехватить инициативу.

У Страйка вырвался стон.

– Где они раскопали этот счет полугодовой давности? Неужели только сейчас разобрали бумаги, изъятые из кабинета Куайна?

– Нет, – сказала Илса. – На обороте этой выписки – рисунок, сделанный рукой его дочери. Видимо, дочь Куайна несколько месяцев назад подарила свой рисунок кому-то из его знакомых, и сегодня чуть свет счастливый обладатель явился в полицию и заявил, что буквально этим утром случайно заметил на обороте распечатку. Ты что-то сказал?

– Ничего, – вздохнул Страйк.

– Мне послышалось «Ташкент».

– Да нет, чуть поближе. Не буду тебя задерживать, Илса… спасибо за все.

Несколько мгновений Страйк удрученно молчал, а потом сказал в темноту приемной:

– Херово.

Он догадывался, как это произошло. Истеричка Пиппа Миджли, одержимая параноидальной идеей, что Леонора наняла Страйка, дабы свалить вину на кого-нибудь другого, помчалась из его офиса прямиком к своей названой матери. Призналась, что ненароком выдала Кент, которая прикидывалась, будто не читала «Бомбикса Мори», и убедила ее дать ход улике против Леоноры. Кэтрин Кент сорвала рисунок (с холодильника, к которому он крепился магнитом, – так представлялось Страйку) и поспешила в отделение полиции.

– Херово, – повторил он в полный голос и стал звонить Робин.

39

Настолько я успел сродниться с горем,

Что стал чужим надежде.

Томас Деккер, Томас Миддлтон.

Добродетельная шлюха[30]

Как и предрекала Илса, ровно в одиннадцать утра Леоноре Куайн предъявили обвинение в убийстве мужа. Проинформированные по телефону, Страйк и Робин смотрели, как эта новость с каждой минутой распространяется по интернету, словно вирус. К половине двенадцатого на сайте газеты «Сан» уже появилась статья о Леоноре, озаглавленная «Вторая Роуз Уэст, подручная мясника». Журналисты наперегонки собирали доказательства супружеской неверности Куайна. Частые исчезновения писателя связали с любовными интрижками, препарировали и приукрасили сексуальные мотивы его произведений. Добрались и до Кэтрин Кент, подстерегли ее у порога, сфотографировали и навесили ярлык: «Пышнотелая рыжеволосая возлюбленная Куайна, сочинительница эротических романов».

Около полудня Страйку опять позвонила Илса:

– Завтра она предстанет перед судом.

– Где?

– В Вуд-Грин, в одиннадцать. А оттуда, надо думать, отправится прямиком в «Холлоуэй».

Когда-то Страйк жил с матерью и сестрой Люси в трех минутах ходьбы от женской тюрьмы закрытого типа в северной части Лондона.

– Мне нужно с ней повидаться.

– Попробуй, только полиция, скорее всего, не подпустит тебя к ней на пушечный выстрел. А я, как адвокат, должна тебе сказать, Корм, что это будет выглядеть…

– Илса, я для нее – последний шанс.

– Ну, спасибо за доверие, – сухо сказала Илса.

– Ты же понимаешь, о чем я.