Шелковая императрица

Когда лама сТод Джинго вышел из комнаты, чтобы принести священные реликвии, настоятель Самье добавил:

— Этот лама дни напролет проводит в закрытом зале библиотеки, чтобы убедиться: с реликвиями, которые там хранятся, все в порядке.

Несколько минут спустя лама сТод Джинго вернулся, в руках у него были сандаловая шкатулка в виде сердечка и свиток с эзотерическим текстом — плодом творческих усилий Безупречной Пустоты, собравшего воедино вековой опыт совершения буддистских ритуалов.

Точно рассчитанными жестами сТод Джинго разложил на столе священные залоги мира, как делал это в прошлый раз в присутствии Пыльной Мглы и Пяти Защит. Он последовательно достал из шкатулки священную мандалу Ваджраяны и Глаза Будды.

— Я растроган до слез! Я вновь вижу Глаза Будды из реликвария Канишки! — Кинжал Закона буквально захлебывался от эмоций.

— Здесь лежит Священная Ресница Блаженного! Будьте осторожны, следите, чтобы она не упала на пол! — предупредил сТод Джинго, обращаясь к первому помощнику Буддхабадры, стремительно приблизившемуся к столу.

— Нет-нет, я только хотел взглянуть на сутру, составленную Безупречной Пустотой, из-за которой он направил в Самье своего ученика Пять Защит! — ответил Кинжал Закона, бережно разворачивая свиток, покрытый тысячами изысканно начертанных букв и рисунков, посвященных интерпретации понятий Ничто и Чистая Пустота.

Оба хинаяниста склонились над текстом, восхищаясь качеством исполнения роскошных миниатюр и колофонов.

— Какая поразительная работа художника! — восхищенно прошептал Святой Путь Из Восьми Ступеней.

Кинжал Закона не мог отвести взгляда от рукописи. Он прочитал первые фразы, начертанные каким-то читателем, высказывающим почтение к труду автора.

— Очень странно. Здесь есть посвящение, которое я не могу разобрать, — заметил он пару минут спустя.

— Ах, это! Здесь надпись на тибетском языке, — сказал сТод Джинго, взглянув на рукопись.

Несмотря на то что лама тщательно охранял все реликвии, он так и не удосужился прочитать посвятительные надписи и комментарии, оставленные на полях рукописи…

— Надпись на тибетском? Это удивительно. Можешь мне прочитать ее? — Брови слепого старца высоко взлетели.

Лама сТод Джинго начал читать, сперва медленно, потом более уверенно, с недоумением обнаружив, что тибетский текст категорически отличается по содержанию от обычных комментариев:

«Это прошение монахини Манакунды, обращенное к Блаженному Будде. Она глубоко сожалеет, что позволила Безумному Облаку проникнуть в ее тело жезлом из плоти. Сознавая, что является ужасающей грешницей, она осмеливается надеяться на милосердие Блаженного, которое не имеет границ. Манакунда».

Это было признание юной монахини, втайне оставленное ею на странице рукописи, выбранной ею случайно и торопливо, в попытке искупить свою вину и заслужить прощение…

Когда сТод Джинго закончил читать эту надпись, начертанную полусухим пером неловкими буквами прямо на первой, вводной странице «Сутры последовательности чистой пустоты», в комнате, где обычно настоятель Самье предавался медитации, воцарилась мертвая тишина.

— Эта надпись сделана молодой монахиней, которая умерла при родах. Оказывается, она забеременела от Безумного Облака! — воскликнул сТод Джинго.

— Но это невероятно! Монахиня, которая допускает такое, совершая телесный грех, обрекает себя на холодный ад Авичи! — Святой Путь Из Восьми Ступеней был поражен скандальным фактом.

— Манакунда достаточно страдала здесь, в этом мире, чтобы попасть в ад после смерти! — резко оборвал его Рамае сГампо.

— Манакунда была невинной жертвой Безумного Облака, — заметил сТод Джинго. — Но когда я думаю, что этот тип является отцом Небесных Близнецов… По крайней мере, теперь мы знаем их происхождение!

Солнечные лучи проникли в комнату через единственное окно, настолько узкое, что ему было не по силам разогнать вечный полумрак.

— Пыльная Мгла, не хочешь теперь объяснить, что привело тебя в нашу обитель в первый раз? — неожиданно спросил Рамае сГампо.

Пыльная Мгла помялся, а потом собрался с духом и рассказал о своей встрече со старым ламой на руинах разгромленного оазиса Дуньхуан.

— Шакья Панчен! Это же наверняка был Шакья Панчен, «великий ученый»! Это один из лучших переводчиков, которого мы направили в Дуньхуан, чтобы перевести на тибетский язык максимально большее количество сутр, хранящихся в прославленных библиотеках оазиса, — оживился старец.

— Этот монах производил впечатление необыкновенного мудреца. Когда я показал ему содержимое сандаловой шкатулки-сердечка, он убедил меня пойти в страну Бод, к вам. Он уверял, что Святой Будда поможет мне найти девушку, след которой я потерял. И пророчества Шакья Панчена исполнились, потому что на пути в Самье я встретил Умару и Пять Защит…

— Шакья Панчен — святой человек, он просветленный духом… И это он послал тебя в наш монастырь с найденными «залогами веры»? Он видит дальше, чем остальные люди. Ему открыто небо и доступна нирвана, он направил тебя во имя мира между буддистами! — воскликнул слепой настоятель, всплеснув руками.