Шелковые сети

Его ничем не проймешь, подумала Мари в приступе глубочайшего самоуничижения. В следующую секунду рядом с ней скрипнул матрас, и она осознала, что находится в постели уже не одна. Мари широко распахнула глаза, тут же наткнувшись на словно дышащий мужской взгляд. Непосредственная близость Энди окончательно лишила ее способности дышать, а сердцу придала неимоверное ускорение.

— Иди ко мне… — хрипло попросил он, притягивая ее к себе за плечи.

С этого момента он уже не останавливался. Накрыв ртом нежные розовые губы Мари. Энди жадно проник между них языком, который сразу принялся плясать в паре с ее собственным в захватывающем, чрезвычайно1 чувственном танце. Поцелуй лишил Мари последней воли к сопротивлению. В прошлом Энди уже однажды заставил ее почувствовать, насколько будоражащим может быть простое прикосновение губ. Сейчас же его искусность привела Мари к полному поражению.

Наконец Энди отпустил чуть припухшие губы Мари и окинул ее горящим взглядом.

— По идее мы сейчас должны были бы сидеть внизу, наслаждаясь неспешным ужином при свечах…

— Я не могу есть! — воскликнула она с оттенком испуга, как будто ей действительно грозила подобная трапеза.

— Позже… — Казалось, он упивается скрытым смыслом этого слова вкупе с гораздо более волнующей альтернативой принятию пиши.

Пока Мари как прикованная не отводила взгляда от его завораживающих глаз, он просунул палец под расположенную спереди застежку бюстгальтера, и через секунду кружевные чашечки разошлись. Ладони Энди немедленно подхватили высвободившуюся из плена грудь. В ту же минуту горло Мари сжалось от почти болезненного потока ощущений. Это было первое откровенное прикосновение Энди к ее обнаженному телу. А стоило тому провести большими пальцами по розовым соскам Мари, как она едва не потеряла сознание и хрипло застонала. Но самым трудным испытанием для нее был неотрывный взгляд Энди.

— Пять лет назад ты лишила нас даже этого, — с упреком напомнил он ей.

Пока он нежно поглаживал отвердевшие соски Мари, та безуспешно пыталась справиться с сотрясавшей все ее тело ответной дрожью. Если бы у нее хватило сил, она сказала бы Энди, что на самом деле ее тогдашнее поведение было очень мудрым. Даже сейчас Мари была не способна контролировать себя, а что же говорить о тех временах, когда она была влюблена в него. Тогда она предпочла боль, оставшуюся после потери самого дорогого человека, нескольким быстротечным минутам в постели с ним, за которыми непременно начался бы долгий и мучительный период исцеления уязвленного самолюбия.

— Я намерен сделать все, чтобы ты потеряла голову от страсти, дорогая. — Это было нечто среднее между угрозой и обещанием.

— Ты уже достаточно в этом преуспел, — дрогнувшим голосом ответила она, раздираемая пронзительностью наводнивших ее тело ощущений и страхом перед их интенсивностью.

Энди поудобнее уложил Мари, разметав, как ему давно хотелось, ее темные шелковистые волосы по подушкам.

— Что ты, я еще только начинаю…

Одним ловким движением он стянул с Мари трусики. Уверенные действия Энди заставили ее невольно задуматься, сколько женщин имело счастье на собственном опыте испытать его искушенность в постельных утехах. Мысль уколола Мари словно булавкой, но в этот миг золотоволосая голова Энди склонилась над ее грудью. Он взял губами сосок и стал без зазрения совести истязать чувствительную плоть. Понадобилось совсем немного времени, чтобы коварные ласки его языка и осторожные прикосновения зубов ввергли Мари в такое состояние, при котором она окончательно потеряла способность владеть собой.

— Я знал, что у тебя восхитительное тело, — простонал Энди, с некоторым изумлением глядя на нее, — но не мог даже представить, что ты окажешься любовницей, о которой мужчина способен лишь мечтать.

Мари недоуменно заморгала.

— Мечтать?

— Ты так быстро загораешься, — пояснил он, ведя ладонью по ее стройному бедру. Достигнув колен, он мягко раздвинул их.

Мари замерла. Она вдруг очень остро ощутила свою незащищенность, многократно подчеркнутую уверенностью Энди, а также силой его чувственного подъема. Не позволяя Мари опомниться, он расположился между ее раздвинутых бедер. В эту минуту она вдруг вспомнила, как некоторые приятельницы признавались, что во время первого опыта с мужчиной не испытали ничего, кроме неприятных ощущений.

— Если ты сделаешь мне больно, я больше не стану этим заниматься, — сдавленно предупредила его Мари.

— Больно? — удивился Макгвайр. — Что ты, дорогая! За всю жизнь я не причинил боли ни единой женщине.