Омар решил совершить ритуал прощания с Великим Шелковым путем. Первым долгом сам караван-баши, а за ним все погонщики и слуги, усевшись за лежащими верблюдами, совершили омовение: ополоснули руки, прополоскали рот. Перед огромным черным дромадером, громоздившимся впереди каравана, расстелили молитвенный коврик — жайнамаз. Черный дромадер и ослепительно белый, из шерсти ягненка сотканный коврик оттеняли друг друга. Караван-баши снял кебисы, встал на край чистого паласа и застыл, вытянувшись в смиренной позе, сложив руки на груди. Остальные опустились на колени длинной цепью вдоль дороги. Глухим, торжественно-монотонным голосом караван-баши начал громко читать двадцать вторую суру Корана, именуемую «Дорога». Гортанная молитва проникала в сердце, заставляла съежиться кожу на голове. Стихи звучали печально, как скорбная прощальная песня. Караванщики слушали с благоговением, со слезами на глазах.
Нелегко прощаться с Шелковой дорогой. Великая дорога — мать путника. В далеком пути — добрая заступница, в близком — задушевная собеседница. Она водит нас по всему свету, по самым неведомым закоулкам судьбы, изматывает нас, а порой одаривает желанной встречей с далекими и близкими людьми. Она мудрая наставница, что за руку вела самого прародителя нашего. Вместе с нами она встречается и с добрыми друзьями, простирающими к нам свои щедрые объятия, и с коварными разбойниками, подстерегающими нас в засаде. И беды, и напасти делит она с нами. Пройдет-проедет по ней неудачник, назовет ее дурным именем. Порой одни названия ее страх нагоняют: «Вражья дорога», «Волчье место», «Разбойничья тропа». А ведь не она, дорога, виновата. Виноваты люди, проезжавшие по ней. Но мудрая мать все прощает, все покорно стерпит. Великодушие ее поистине безгранично. И лихой бродяга, который, вздымая пыль, галопом скачет по ней, и ненасытный торгаш, изъездивший ее вдоль и поперек, — все ее сыновья. Всех она любит, всех балует, всех на своем хребте носит. Приведет, не давая заблудиться, в невиданные, неслыханные страны, познакомит с хорошими людьми, подружит и породнит. Не будь ее, дороги, не узнал бы ты горячего дыхания родного края, сладости плодов родной земли, не различал бы плохое и хорошее, высокое и низменное, не познал, не испытал бы на чужбине великую скорбь, тоской по родине именуемую, не оставил бы потомкам мудрого завещания и речения.
Да какие там завещания! Какие мудрости! Жизнь, прошедшая без дороги, — и не жизнь вовсе, а так, одно жалкое, слепое прозябание. Без Великой дороги, без Шелкового пути не было бы на свете золотой колыбели казахов, священного остова народа, красы и гордости его — несравненного Отрара. Она, Великая дорога, породила его. Она — его щедрая и благодатная мать…
Глухой, протяжный голос караван-баши Омара вдруг задрожал, сорвался. Наклонившись, он сгреб с края молитвенного коврика горсть земли, благоговейно поднес ко лбу, омочил ее слезами. Так выразил он свою сердечную благодарность Шелковому пути и простился с ним, старым, верным другом, с которым разделял немалые тяготы и скупые радости, уповая на будущее.
Караван простился с Великой дорогой, но люди все оглядывались назад, подавленные разлукой.
В город в качестве послов Омар отправил Хаммаля Мераги и Амин ад-дина Хереви. С ними он послал повелителю щедрый дар, поклон и добрые пожелания, прося разрешить въезд в город. И если наместник позволит каравану вступить в Отрар, Омар твердо намерен исполнить грозную волю кагана, ради которой все они вынесли безмерные лишения и муки, преодолели, рискуя жизнью, столько опасностей. А кагану угодно было знать численность кипчакского войска, силу его оружия, слабые места в обороне знаменитого города. Владыка Востока хотел пошатнуть твердыню, какой являлся Отрар, стоявшую на пути грядущего монгольского нашествия. Омар встал на страшный путь предательства родного края…
К обеду вернулись послы, доставив соизволение правителя города, состоящее из двух слов: «Въезд разрешаю». Длинный караван рекой хлынул через Золотые ворота. Вступая в город, караван-баши еще раз невольно бросил взгляд назад. Там, за крепостной стеной, простирался Великий Шелковый путь, и Омару-ходже непонятно почему вдруг померещилось, будто он залит кровью. Сердце его дрогнуло в ужасе.
7