К обеду караван достиг берега Инжу, испещренного бесчисленными следами. В этом месте не оказалось брода. Караван направился вперед к отмели Алпаут-уткель. Широко разлилась здесь могучая река; ширина брода равнялась, пожалуй, расстоянию конских скачек. Не простое это дело — перебраться через реку. Малейшая оплошность, случайная неосторожность — и угодишь в воронку, не то в ямину провалишься. Шли по отмели шаг за шагом, со всеми предосторожностями. Опытный проводник, Максуд заранее предупредил погонщиков, чтобы немедленно перерезали повод, если верблюд невзначай оступится, упадет или завязнет в топи. Иначе можно было погубить весь караван. Извиваясь, точно гигантский уж, караван наконец выбрался на другой берег. Там долго еще стояли, поджидая хвост каравана. Синь реки, медленно и тяжело скользившая меж пологих берегов, осталась позади.
Здесь уже начиналась великая пустыня. Волной надвигались безмолвные барханы. Над головой — необъятное небо, у ног — сыпучий, зыбкий песок, а больше — куда ни посмотри — ничего. Чем дальше углублялись в пески, тем извилистей становилась тропа, словно хотела сбить с толку путников. Караван-баши все чаще оглядывался назад. Между верблюдами изредка показывались головы погонщиков. На все стороны простирался глухой, безлюдный край, глубоко запрятавший свои тайны. Изредка за далекими барханами мелькали какие-то тени, поднимались столбы пыли, но все это было размыто, неопределенно, зыбко — просто причудливые видения, мираж.
Шел пустыней караван, растянувшись журавлиной цепью.
В первый день одолели немалое расстояние, решив не делать привала в полдень. Солнце потускнело, словно догоравшая свеча, и зардевшись напоследок, склонилось к горизонту. Сразу же спала жара, из песков потянуло прохладой. Верблюды были разгорячены и шли легко, ровно, быстро, будто не чувствуя усталости. С годовалого возраста привыкли они мерить безбрежные пространства в таких караванах. Притерпелись они к дальним далям, к тяжким тюкам, нещадно давившим на бока и горбы. Потому и равнодушны они ко всему на свете. Когда черный нар Максуда поднялся на рыжий бархан, впереди вдруг что-то пронеслось, вздымая пыль. Максуд не разглядел, то ли вихрь промчался, то ли какой-то зверь. Караван-баши застыл на вершине бархана, оглядываясь вокруг и высматривая место для стоянки. Остановились, широко расставив, ноги, и остальные верблюды.
Солнце вдруг начало таять, плавиться, точно кусок масла, растворяясь в раскаленном песчаном толокне.
Черный нар, тяжело отдуваясь и посапывая, спустился в низину. Максуд натянул повод. Здесь в большом ущелье, в окружении барханов, он и распорядился становиться на ночлег. Рявкая, тяжело опустились верблюды по кругу. Казалось, в безлюдной пустыне разом вырос целый город. Во все стороны, темнея, бугрились верблюды-дромадеры. Погонщики поспешно развьючили животных, наломали саксаул, развели огонь и принялись готовить ужин.
Опустились густые сумерки, из-за песчаного увала робко выглянул месяц. Слуги достали из коржунов большие куски вареного мяса, подогрели на огне и стали резать на мелкие кусочки на дастархане. Караванщики расселись, разлеглись вокруг, испытывая наслаждение от мягкого, податливого песка под боком. Вразнобой говорили о том о сем.
— Белкум, говорят, притон разбойников. А вдруг они нагрянут ночью и перерубят нас саблями? — начал молодой погонщик, впервые отправившийся с караваном.
— Э, что это тебе в голову пришло?
— И войска нет, чтобы от них отбиться…
— Ну, чего заблеял, как барашек?
— Да я… просто говорю: в осторожности греха нет.
— Тьфу, дьявол! Дед твой был батыром, а ты трусишь, как зайчишка.
— Дед-то как раз и говорил: Белкум — обиталище волков и коров. Вот увидишь: каждый кустик тут бедой обернется.
Караван-баши слушал эти разговоры, но промолчал. Укрывшись чапаном и положив под голову верблюжье седло, он делал вид, что дремлет. Молодой караванщик говорил истинную правду. В голодные годы здесь под каждым саксаулом хоронился матерый волк, а на каждой тропинке подстерегал добычу разбойник. Всякое приходилось испытать, когда он, Максуд, водил некогда по этим пескам караваны. И насмерть биться случалось. Но без привала не обойдешься, нельзя же всю ночь напролет гнать верблюдов. Если завтра отправиться в путь с утра пораньше, то — да благословит нас аллах! — можно за четверо-пятеро суток добраться до Бухары. Впереди еще немало трудных переходов, а самое главное — предстоит пройти безводную пустыню. Надо беречь силы и довести караван в сохранности.
Максуд поднял голову, приказал караванщикам:
— Джигиты, заготовьте побольше саксаула, чтобы огонь горел всю ночь. Поставьте охрану к тюкам!
Сказав это, он снова лег и погрузился в дрему…