— Отправленные к вам с чистыми, благородными намерениями послы всемогущего кагана незабвенный Омар-ходжа, Хаммаль Мераги, Пакыриддин Дизеки и Амин ад-дин Хереви безо всякого на то основания были злодейски казнены в Отраре. Кроме этого, у нас захвачено пятьсот верблюдов, огромное количество товаров и тюков с драгоценностями, золотыми и серебряными слитками. Умерщвлено четыреста сорок шесть невинных слуг кагана. Эту расправу учинил над мирным купеческим караваном кипчакский хан Иланчик Кадырхан. Разгневанный каган требует выдать ему злодея-душегуба. Кровь за кровь, смерть за смерть! Только так восстановлена будет справедливость!
Неприкрытой угрозой прозвучали слова Ибн Кефредежа Богры. Закончив речь, он побледнел, насупился, запустил пальцы в дремучую бороду. Все они были унизаны драгоценными перстнями. Четки, длиною в добрый кулаш, висевшие на его шее, были также из драгоценных камней. Они сверкали, переливались, слепили глаза.
Шах шахов повернулся направо, где сидели разодетые в шелка советники. Он ждал их решения.
И мудрые советники сказали:
— Не гореть же нам на огне Илакчика Кадырхана. Он раздул пожар, пусть сам же и потушит. Мы не ответчики за чужие грехи, шах благословенный!
И еще они сказали:
— Господи, сколько нам еще терпеть этих смутьянов-кипчаков! Все беды от них. На врага идут — наших джигитов с собой увлекают. От врага бегут — наших джигитов на поле брани оставляют, как жертвенных баранов. От их бесконечных споров-раздоров наши головы, величиной с кулачок, распухают, как арбуз. Ну что им еще надо?! Давайте отречемся от них, и всем нашим напастям — конец.
И еще сказали:
— Истребили кипчаки посольский караван с купцами-мусульманами, а вину хотят свалить на нас. Нет! Пусть сами сполна заплатят кун. А решение вынесем мы!
Ох и загудели потом, загалдели, чалмами трясти начали, будто затеяли во дворце зикр — священный танец радения. Все набросились на Иланчика Кадырхана и провидца Габбаса, во всех грехах их обвинили. Казалось, вот-вот глаза им выколют, с потрохами сожрут…
В осеннюю пору, нагуляв жиру на вольных пастбищах, кобылицы от избытка крови становятся пугливыми и строптивыми. От малейшего шороха, бывает, становятся на дыбы, сбиваются в косяк, начинают дико ржать, безумно скачут взад-вперед без оглядки. Усмирить их может лишь крепкий курук в руках смелого табунщика. Так вели себя теперь и шахские советники, прекрасно знающие, кто приказал наместнику Отрара вырезать караван с послами.
Шах шахов, восседавший в середине зала на высоком троне из слоновой кости, нахмурил брови, досадуя на своих придворных, от которых не услышал разумных речей и дельных советов. В животе у него заныло от их пустого словоблудия.
«Пора бы им знать, что не кипчаки — причина всех бед Хорезма, — думал он. — Разве не восточный каган — их главный враг?! Мог бы он уже утихомириться, вдоволь нажравшись крови, так нет, засылает своих пронырливых собак, а они — как нарочно — все мусульмане. Для чего это ему надо? То ли издевается над мусульманами, унижает их, то ли страх нагоняет, то ли безмерным куном брюхо свое поганое набить норовит…»
Гнев душил шаха шахов, он сверкнул глазами на советников, и те притихли, точно косяк кобылиц при виде взбешенного жеребца.
— Не чужак нам Иланчик Кадырхан, а наш близкий родич! Только глупец, говорят, близкого хулит. Если вы еще не лишились рассудка, дайте послу достойный ответ!
Советники, услышав слова шаха, мигом повернули течение своих речей в другое русло.
— Да что это за страшилище такое — Чингисхан?!
— Придется пойти на него войной и загнать его назад в утробу, откуда на свет божий вышел! Да и врут все, что войска у него больше, чем звезд на небе. Все так похваляются!
— А я скажу так: они врасплох захватили нашего батыра и пытали его как презренного раба. Это — раз, Иланчику Кадырхану дали слово чести и в заложники прислали новую тангутку. Между тем известно, что пленница не может быть заложницей, а только наложницей. Поступив так, Чингисхан, выходит, не мириться хотел, а ссориться. Это — два. Оскорбил он и шаха шахов Мухаммеда, назвав его своим любимым сыном. Это — три. Сейчас на каждом базаре жужжат, как назойливые комары Инжу, распространяя сплетни и слухи, разные поганые купчишки-лазутчики и шпионы кагана. Они мутят народ, восхваляют своего владыку и говорят непристойности про всемогущего шаха шахов. Приходит пора, когда терпение кончается, рассудок отступает, спокойствие иссякает. Нужно сказать решительное «нет».
— Особенно возмутительно то, что послы кагана — мусульмане. Это задевает честь веры. Получается, будто славные сыны мусульман — предатели и проходимцы. С кем же мы сражаемся? Где сами они, черноухие монголы?
— Пустая затея — с послами языки чесать.
— Снять им шкуры и натянуть на песьи головы!