Шеллинг

Главная литературная забота Шеллинга по приезде его в Лейпциг — ответ Николаи. Рассудительный Нитхаммер в письмах отговаривает его от этой затеи. Связываться с влиятельным берлинским издателем опасно. Но Шеллинг жаждет мести. «Разоблачить и высечь» обидчика — вот что он должен сделать. «Я выведу Николаи на чистую воду как жалкого пакостника, я заставлю его, как школьника, повторять урок, а сам появлюсь потом с клеткой и передам дело в суд».

На сочинение своего «Анти-Николаи» Шеллинг потратил уйму времени. Но памфлет не появился: то ли благоразумие взяло верх, то ли не нашлось издателя, сказать трудно. До нас памфлет не дошел. Рукопись долго лежала в Иене у Нитхаммера; в одном из писем к нему Шеллинг просит извинения за причиненные хлопоты и предлагает «бросить весь этот хлам в огонь». Нитхаммер, видимо, не преминул воспользоваться советом. Шеллинг утешился тем, что, отвечая в печати другому критику трактата «Я как принцип философии», позволил себе мимоходом лягнуть и Николаи. И тем, что Шиллер (которого также задели в «Путевых заметках») опубликовал 20 эпиграмм, высмеивающих берлинского издателя. Одна из них особенно понравилась Шеллингу, и он процитировал ее в письме к отцу:

Много диковинных мест исколесил Николаи.
Только в стране разуменья ему никогда не бывать.

Шеллинг часто пишет домой: его беспокоит судьба близких. В родные края пришла война. На швабскую землю вторглись французы, немецкие поражения следуют одно за другим. В июле 1796 года герцог Вюртембергский Фридрих Евгений запросил мира. Условия прекращения военных действий суровы: огромная контрибуция деньгами и натуралиями, а также расквартирование французских войск на территории Вюртемберга. Французы заняли Штутгарт и Тюбинген.

Родным он пишет: «Как часто мне хотелось быть вместе с вами, быть так или иначе вам полезным. Я рад, что у вас все обошлось, и желаю, чтобы так было и в дальнейшем. Вы не можете себе представить, как неприятно мне пребывать здесь в бездеятельности и как горит земля у меня под ногами, когда я думаю о том, что происходит дома». Кто бы мог подумать два года назад, что немецкие князья заключат заговор с французами против собственного народа! Что это будет за мир, «который купят такой позорной ценой и подпишут в страхе и судорогах»!

У Шеллинга проснулось национальное чувство. Теперь французы — враги, и он честит своего монарха за отсутствие воли в борьбе с вторжением, за уступчивость в переговорах. Симпатии к революции улетучились. В том же письме Шеллинг называет брата казненного французского короля «Людвигом XVIII», хотя до престола тому еще далеко и для революционной Франции он всего лишь эмигрант Бурбон.

Врат Шеллинга Готтлиб на военной службе. От него давно нет известий. Шеллинг успокаивает родителей: на войне не до писем, волноваться не надо. «Самое лучшее, если бы он угодил в плен к французам». Звучит это не слишком патриотично, но боевой пыл философа улетучился довольно быстро. Особенно когда он узнал, что на мирных переговорах французы выдвинули сравнительно мягкие условия. Он даже рад смерти русской императрицы Екатерины, которая могла бы разжечь войну. Новая царица (жена императора Павла I) — вюртембергская принцесса. Говорят, что она благоволит землякам. Не поехать ли ему, Фрицу Шеллингу, в Россию?

Готтлиб вскоре объявился, живой и невредимый. Фриц вспоминает о других своих братьях. Пятнадцатилетнему Августу он желает, чтобы тот «не заучился»: братец прислал ему такое ученое письмо, что философ не знал, как ему ответить. Тринадцатилетний Карл высказал намерение стать купцом, мать просит подыскать ему место ученика в Лейпциге. Шеллинг против: купцу нужен капитал, начинать без денег — значит обречь себя на Жалкое существование, вечно изворачиваться, копить, думать только о барыше. А ученичество в Лейпциге — сомнительная затея, это «город избыточной роскоши и распущенных нравов». Шеллинг советует брату стать врачом: «Если он посвятит себя медицине, то через шесть-семь лет выйдет в люди. Эта наука сделала за последнее время огромные успехи, и к тому времени, когда он поступит в университет, станет такой простой, что он за несколько лет сможет овладеть ею мастерски. Я счастлив, что у меня есть возможность заниматься этой наукой, я действительно начал ее штудировать».