В конце лета возникает перспектива приглашения в Иену. За него ходатайствует богослов Паулюс, земляк Шеллинга, родившийся на четырнадцать лет раньше в том же городе, что и он, и в том же доме. (В журнале Паулюса «Меморабилиен» Шеллинг напечатал свою первую статью — о мифах.) Фихте поддерживает его кандидатуру, но пока все старания напрасны. Год кончается, и довольно меланхолически звучит предновогоднее пожелание Шеллинга родителям: «Вашим прекрасным планам моего счастья я желаю большего успеха, чем выпало моим». Надежды на Тюбинген ему кажутся теперь реальнее, чем на Иену.
Новый год приносит новые варианты и новые разочарования. Открылась вакансия в Геттингене, но его туда не зовут. Иена решительно от пего отказывается. В Тюбингене должен оставить свой пост профессор Бэк. Но кто поддержит кандидатуру Шеллинга? Разве что сам Бэк, который думает выдать за него свою дочь. (Такая перспектива юношу не устраивает.) Беда в том, что тюбингенские богословы считают его атеистом.
На пасху 1798 года выходит трактат Шеллинга «О мировой душе». Это сильный козырь в борьбе за профессуру. И из Иены вскоре приходит благая весть: вопрос о его приглашении снова поставлен и как будто близок к положительному решению.
Между тем Шеллинг-отец решительно стучится в тюбингенские двери. Он пишет письмо в сенат университета и своему знакомому, профессору Шнурреру. Его сыну предложено профессорское место в «иностранном» университете (Йена ведь в другом государстве, в веймарской Саксонии!). Но он, Шеллинг-старший, патриот и хотел бы видеть будущего главу своей семьи в отечественном, Вюртембергском университете. Шнурреру он посылает несколько еще не переплетенных экземпляров только что вышедшего труда своего сына и просит — если время терпит — отдать их в переплет, а затем преподнести нужным людям, а если не терпит, то вручить без переплета с извинениями и обещанием переплести книгу позднее. Если потребуются еще экземпляры, то приобрести их у тюбингенских книготорговцев. Все расходы, разумеется, берет на себя Шеллинг-старший.
Судьба Шеллинга-младшего решается помимо усилий отца. За молодого ученого в Иене хлопочут теперь не только Паулюс, Нитхаммер, Фихте, но и прославленный его земляк Шиллер, который пытается привлечь к делу и господина тайного советника Иоганна Вольфганга фон Гёте.
Гёте начал новый, 1798 год с чтения Шеллинга. 1 января запись в дневнике: «Утром „Идеи“ Шеллинга». Книга не произвела на великого поэта-естествоиспытателя благоприятного впечатления. «По поводу книги Шеллинга я хочу заметить, что от новой философии помощи ждать не приходится», — писал он Шиллеру. Книга показалась ему модной спекуляцией в духе Фихте. А что, если молодой шваб обладает еще и беспокойным характером Фихте? И его революционными настроениями? Тайный советник решил пока ничего не предпринимать.
28 мая они случайно встретились. В доме Шиллера в Иене. Гёте был приятно разочарован, более того, очарован Шеллингом. На следующий день они вместе уже ставили оптические опыты, а Гёте писал влиятельному веймарскому министру Фойгту, рекомендуя Шеллинга в иенские профессора: у молодого человека ясная и энергичная голова, «устроенная по новейшей моде». Гёте не обнаружил у него ни следа санкюлотских замашек, напротив, он показался ему умеренным и образованным. «Уверен, что он сделает нам честь и окажется полезным университету».
Гёте укрепился в своем мнении после прочтения трактата «О мировой душе», который Шеллинг поспешил ему преподнести. Здесь Гёте нашел то, чего ему не хватало в «Идеях», — близкий ему взгляд на природу как на живое целое. Гёте внимательно, с удовлетворением и удовольствием штудирует книгу. Фойгту Гёте напоминает о своем протеже: «Остается только пожелать, чтобы он был привлечен сюда. Это необходимо и ему и нам. Ему — потому, что он найдет здесь деятельное, целеустремленное общество, которого он лишен в Лейпциге, и направит свой духовный талант на усердное исследование природы. Для нас его присутствие здесь также окажется весьма полезным: иенский кружок, получив такого члена, усилит свою деятельность, для меня он будет сильным стимулом в моей работе». Новые работы Шеллинга («Первый набросок…» и «Введение к наброску…») укрепили его в этом мнении.
Третий раз Гёте писать не пришлось. В течение нескольких дней вопрос был решен. Фойгт не стал сноситься ни с университетским начальством, ни с другими правительствами. (Иенский университет находился на территории герцогства Саксен-Веймар, но содержали его еще три государства — Саксен-Гота, Саксен-Кобург и Саксен-Мейнинген, нужно было согласие четырех монархов, чтобы какое-либо университетское назначение приобрело силу закона.) Фойгт просто поставил их всех в известность о совершившемся факте. Свою поспешность Фойгт объяснял опасением потерять Шеллинга: о видах его на Тюбинген было известно.