Шелопут и фортуна

Ну, а шум – он не требует ни от кого ничего, он сам внутри нас, мы в нем существуем, потому что и он, и мы природно естественны, саморождаемы, одно в другом, и наоборот. Но есть разница: шум вечен, а мы нет. Может быть, поэтому нам, или хотя бы некоторым из нас, так хочется расслышать смысл: зачем все?

Вырастая из детского состояния, понимаешь: уже на пути к этому вопросу встают и преграды-стены, вырастающие из природы вещей, и накапливающиеся в сознании (как серные пробки в ушах) заглушки житейской мудрости – высокомерного суррогата смысла. Не раз и не два начинаешь думать, что этой субстанции – смысла – вообще не существует. Но вдруг из-за стены всплывает: «Шел козел дорогою, дорогою, дорогою…»

Нет, не только из шума, не только из равнодушной вечности состоит мироздание. Есть еще что-то…

«В безмолвном мире сердца. Наша жизнь с Галиной Щербаковой» – так называлась моя первая большая (по объему) литературная работа, помещенная мною в Интернете. Позднее она превратилась в печатную книгу «Шелопут и Королева». А вслед за ней в моем интернет-журнале «Обыватель» появилась ее продолжение – «В незримом мире смысла». Словесная родственность названий очевидна. Нетрудно догадаться, автор намекает: его внимание занято все тем же. Та же жизнь с той же героиней. Но – сразу откроюсь – запечатленная с большим, как говорят при работе с фотографиями, «разрешением». («Более высокое разрешение означает более высокий уровень детализации». Википедия). «Как всякий неисправимый журналист, пишу еще и – «все на продажу» – для внешнего прочтения, – откровенничал я в той, первой книге. – Без этого обстоятельства работа профессионала моего ремесла не существует». «Но, – говорится в другом ее месте, – все же при этом подразумевалось, что в первую очередь я пишу для себя. Хочу по возможности приблизиться к тому, как это было на самом деле».

«Книга произвела на меня впечатление какой-то неведомой современной прозе ренессансной полноты и жадности до мельчайших подробностей, – написала мне в полуотзыве-полурецензии на рукопись «Шелопута и Королевы» ведущий редактор издательства «Эксмо» Юлия Качалкина. – …И вместе с тем книгу я бы предложила умеренно сократить. Дело даже не столько в фактическом объеме, сколько в том, что вы как бы пишете несколько книг в одной одновременно. И портрет Г.Н. (Галины Николаевны. – А.Щ.) заволакивает туманом ваших рассуждений о вас самом, вашей биографии, газетах и журналах, ваших коллегах…».

Святая профессиональная истина! Как коллега Юлии по редакторскому цеху я не мог оспорить ее правоту. Но мне-то субъективно хочется, повторю, познать именно, как это было на самом деле. Без наблюдений над собой, без размышлений о своей биографии и т.п. картинка, в моем представлении, получается не точной, приблизительной. Более того, моя собственная «жадность к мельчайшим подробностям» (не в них ли и заключается суть смысла?) в той книге далеко не удовлетворена. В первую очередь потому, что я сам как автор держал в узде эту жадность. Понимал: она будет помехой и при издании, и при чтении. А мне хотелось быть изданным и читаемым. Тщеславие тут не причем, оно у меня бесконечно стремится к нулю. Для меня важнее, чем даже самопознание, тогда было стремление рассказать о моей Гале. И, конечно, я пошел навстречу справедливым требованиям редакции, сделал сокращения.

Но «жадность» к мелочам, в которых, мне кажется, таится смысл, осталась при мне. У меня появилась потребность написать хотя бы одну из «нескольких книг», про которые упомянула Качалкина. И, может быть, даже возникнет въяве несбыточое, иллюзорное, про что в «Шелопуте и Королеве» я сказал: «При работе над этой вот книгой… знаю: сяду снова за нее завтра – будет одно продолжение, а послезавтра – скорее всего, совсем иное. Какое-то другое слово из последних двух-трех фраз зацепит не ту, что накануне, клетку памяти. И мне уже жаль чего-то ненаписанного послезавтра, потому что оно никогда не будет написано. Нельзя дважды прожить один и тот же день».

А вдруг все-таки можно?.. И потянув за кончик уголка воображаемой странички, призрачно мелькнувшей на мониторном экране, может, удастся вытащить из небытия ненаписавшееся когда-то послезавтрашнее?

Но в этот раз я не буду столь серьезно озабочен соображениями издаваемости или удобства чтения. А также боязнью не успеть: в моем возрасте нормальному человеку следует всегда иметь в виду такую альтернативу. Я в этом отношении не слишком предусмотрителен (и напрасно), однако в деле с «Шелопутом и Королевой» порой впадал в уныние от одного предположения о безвременном исходе «проекта».

В связанные с ним душевные противоречия вдруг, как чернобыльская авария, влилась горечь неожиданной потери. Умер Володя Чернов, давний, еще с «Комсомольской правды» товарищ, на редкость теплый человек, очень талантливый литератор и редактор. В пятницу был на работе, энергичный, веселый. А утром в субботу его не стало.