Шемячичъ (СИ)

Дочери Василия Ивановича, Марфа и Ефросиния, рожденные буквально через год с небольшим одна за другой — так уж случилось — росли дружно. Целая дюжина мамок да нянек пестовала их с утра до вечера. От челядинок не отставали боярыни и боярышни, проводившие многие часы во дворце с княгиней Ксенией Михайловной. Та после рождения дочерей от тихой сытной жизни разрумянилась ликом и раздобрела телом. От прежней березковой стройности даже следа не осталось. Зато возлюбила властвовать. И не только над прислугой и челядью, но и над женами немногочисленных рыльских бояр и боярышнями. Соберет их со всей округи и ну, давай, туда-сюда по дворцу шастать. Шум да гам стоит, словно в курятнике, когда какая-нибудь пеструшка снесется, а все товарки ее радуются. Случалось, что порой всем скопом садились за вышивание. А чтобы работа не была скучной, княгиня приказывала сенным девицам песни петь. И так с утра и до вечера. С перерывом разве что на обеденное застолье.

Князь в дела княгини не вмешивался, придерживаясь древней мудрости: «Чем бы баба не тешилась, лишь бы не докучала».

2

Следующие четыре года, по велению государя Василия Иоанновича, рыльский князь с северскими полками оберегал южные рубежи Московского государства. Особенно тяжко пришлось в 1516 и 1517 годах, когда волна за волной накатывались крымчаки и ногайцы на южное порубежье Московского государства. И как сказывали разведчики, их было не менее двадцати тысяч. Одни шли на Тулу и Рязань, другие к Путивлю и Рыльску. От Тулы врага гнали молодые князья-воеводы Василий Семенович Одоевский и Иван Михайлович Воротынский. От Путивля и Рыльска трижды гнали князь Василий Шемячич с воеводой Дмитрием Настасьичем. И не просто выпроваживали за пределы земли Русской, но и били их на берегах Псла и Сулы.

Особенно удачной была битва полков северского князя на Суле, когда не менее пяти тысяч степняков навсегда остались лежать на берегах этой реки. С победной реляцией отправил Василий Иванович своего служивого человека Михаила, сына Януша Кислинского, в Москву — порадовать государя. Государь оценил по заслугам ратное старание рыльского и северского князя: по собственной воле наделил его градом Путивлем.

«Володей и помни о милости моей, — писал в дарственной грамоте Василий Иоаннович. — А еще помни, что за Богом молитва, а за государем служба — не пропадает».

Получив новый удел, Василий Шемячич своим наместником направил туда Дмитрия Настасьича, дав наказ, подобный тому, который получил от государя сам:

— Правь, но не забывай, кому ты этим обязан.

Дмитрий благодарил и клялся в верности. После чего вскоре отбыл в Путивль. Как решил Василий Шемячич, за ним оставалось и воеводство над всеми северскими и рыльскими полками. Это обстоятельство не позволяло Дмитрию долгое время находиться в Путивле. Обязанности воеводы требовали его присутствия то в Новгороде Северском, то в Рыльске, то в Курске, то в малых городищах по Сейму и Пслу. Не князю же, на самом деле, в свои пятьдесят пять лет мотаться по градам и весям, проверяя воинскую готовность местных ратников и укрепленность отдаленных крепостиц.

Василию Шемячичу после успешных ратных дел и государевой милости жить бы да радоваться. Но не тут-то было… Старый недруг, князь черниговский и стародубский Василий Семенович, не имея такого ратного успеха, ревнуя к государевым милостям и имея виды на Путивль, вновь направил в Москву донос. И не только сам отправил со слугой своим, но подговорил еще и пронского князя на подобный оговор.

— Что, бояре, делать станем? — после того, как дьяк зачитал обложные челобитные, спросил Василий Иоаннович думцев, сверкнув грозно очами.

И хотя в Грановитой палате был плотный полумрак, но сверкание государевых глаз ощутилось явственно. Это как в осеннюю непогодь, когда небо, темное от грозовых туч, вдруг озарится сверканием молнии. Либо в ночную грозу.

Государь в последние годы, в отличие от своего покойного батюшки, действительно любившего советоваться с боярской думой, на думцев не оглядывался. Все решал сам. Или с ближними боярами. А вот ныне собрал и сам во всем царственном обличии восседал на тронном месте.

— А пусть прибудет сюда да оправдается, — при общем напряженно-тревожном молчании бояр предложил сухонький митрополит Варлаам. — Мы послушаем и решим: оговор да клевета сие или же правда… Пока же нам князь Василий, внук Шемякин, известен как добрый слуга государев и ратоборец против Литвы и татар. А там кто его знает…

— Верно, верно, — ожили разом бояре. — Пусть приедет и обелится. Тогда и решим, как быть.

— Что ж, бояре, решение ваше мудрое. По сему и быть, — усмехнулся Василий Иоаннович. — А теперь перейдем к другим делам. Эй, дьяк, что у нас следующим значится?

Дьяк дернулся, словно его ожгли плетью, и затараторил о послах, прибывших из Кафы и Казани.

3