Шемякин суд

Вот уговорились они, что надо прошение подать архиерею, что поп худо служит. Архиерей отписал, что в такое-то время приедет, и приехал с певчими и с протодьяконом.

Собралось народу много. Архиерей пошел вместе с певчими, с протодьяконом слушать, как Пахом обедню служит. И мужики пошли слушать, как поп при архиерее будет служить.

Начал Пахом обедню:

— Преосвященный владыко! Возглас первый: служу при сей церкви двенадцать лет и составил капитал двенадцать тысяч. Вам жертвую шесть тысяч и протодьякону пятьсот рублей, певчим — триста рублей. Поехал мужик на мельницу; навалиша большой воз, а смутишася кони его, и бысть глас с небес: тпррру!

Певчие и подхватили:

— Слава тебе, господи, слава тебе!

Архиерей, как услышал о деньгах, и говорит:

— Миряне, поп-то ничего служит!

— Это при вас хорошо, а без вас плохо.

— Нет, пусть служит. Нечего ругать, хороший поп.

Жадный поп

Жил-был поп. Имел большой приход, а был такой жадный, что великим постом за исповедь меньше гривенника ни с кого не брал. Если кто не принесет гривенника, того и на исповедь не пустит, а начнет срамить:

— Экая ты рогатая скотина! За целый год не мог собрать гривенника, чтобы духовному отцу за исповедь дать! Ведь он за вас, окаянных, богу молится!

Вот один раз пришел к этому попу на исповедь солдат и кладет ему на столик медный пятак. Поп просто взбесился.

— Послушай, проклятый, — говорит ему, — откуда ты это выдумал принести духовному отцу медный пятак? Смеешься, что ли?

— Помилуй, батюшка, где ж я больше возьму? Что есть, то и даю.

— По кабакам носить, небось, есть деньги! А духовному отцу одни грехи тащишь. Ты про эдакой случай хоть укради что да продай, а священнику принеси, что подобает, заодно уж перед ним покаешься и в том, что своровал, так он все тебе грехи отпустит.

И прогнал от себя поп этого солдата без исповеди.

— И не приходи ко мне без гривенника!

Солдат пошел прочь и думает:

«Что мне с попом делать?»

Глядит, а около окна стоит поповская палка, а на палке висит бобровая шапка.

— Дай-ка, — говорит сам себе, — попробую эту шапку утащить.

Взял шапку и потихоньку вышел из церкви, да и прямо в кабак. Тут солдат продал ее за двадцать пять рублей, припрятал деньги в карман, а гривенник отложил для попа. Воротился в церковь и опять к попу.

— Ну что, принес гривенник? — спросил поп.

— Принес, батюшка.

— А где взял, свет?

— Грешен, батюшка! Украл шапку, да и продал за гривенник.

Поп взял этот гривенник и говорит солдату:

— Ну, бог тебя простит, и я тебя прощаю и разрешаю.

^{Взял солдат шапку и потихоньку вышел из церкви.}

Солдат ушел, а поп кончил исповедовать своих прихожан и стал домой собираться. Бросился к окну взять свою шапку, а шапки-то нету. Так простоволосый и домой пришел. Пришел и сейчас же послал за солдатом. Солдат пришел и спрашивает:

— Что угодно, батюшка?

— Ну, скажи, свет, по правде: ты мою шапку украл?

— Не знаю, батюшка, вашу ли украл я шапку, а только такие шапки одни попы носят, больше никто не носит.

— А из которого места ты ее утащил?

— Да в нашей церкви висела она на поповской палке, у самого окна.

— Ах ты, такой-сякой! Как смел ты уворовать шапку своего духовного отца?

— Да вы, батюшка, сами меня от того греха разрешили и простили.