Шенгенская история

Рената остановилась перед своим красным «фиатом». Достала из кармана куртки ключи от машины, подержала в руках и сунула обратно.

«Нет, – подумала. – Зачем спешить?»

И зашагала к лесу, слушая доносившийся с земли хруст снежной корки. Она ходила иногда этой тропинкой до Андрионишкиса. И даже ходила, когда тропинка шла прямо от ближнего к ним края леса. Тогда это была их личная тропинка, по которой любила гулять до кладбища бабушка Северюте. Она даже в Андрионишкис не заходила, а только на кладбище, где лежала вся их родня, все предки кроме прапрадеда, погибшего на Первой мировой где-то далеко в Бельгии или Голландии. О нем иногда вспоминала Северюте, когда Рената еще под стол могла зайти, не пригнув голову. Бабушка говорила, что Рената на своего прапрадеда похожа, но не говорила чем. Наверное, лицом. Чем еще Рената могла походить на далекого предка, сгинувшего молодым?

«Надо найти его фотографию, ведь была! Найти и посмотреть сейчас – похожи ли они с прапрадедом сегодня?» – подумала Рената.

Она уже шла по лесу. Лесной запах, приправленный морозцем, щекотал ноздри. Той старой тропинки, наверное, давно уже нет. А если и остались от нее каким-то чудом следы, то спрятаны они сейчас под снегом.

Попыталась она вспомнить, когда в последний раз Бориса с соседних хуторов видела. Лицо его, опухшее, с синеватыми мешками под глазами, вспомнила. Вспомнила, как заходил он раньше к деду то денег одолжить, то о политике поговорить. Но даже если заходил поговорить, то в конце разговора все равно просил деньги. А потом дед его выгнал. Даже на порог не пустил. Что его так рассердило, она не помнила. То ли дед решил, что Борис что-то у них со двора украл, то ли что-то другое сделал. Но с тех пор Бориса она не видела. А сколько лет прошло? Может, три или четыре.

Ноги знали эту невидимую дорогу с детства. В левой ладони что-то кольнуло и Рената улыбнулась – это ее ладонь вспомнила, как держала она руку бабушки, а бабушка вела ее, маленькую Ренату, в Андрионишкис. Сначала на кладбище, где бабушка все могилы родственников в порядок приводила и наново украшала, а потом дальше, в центр городка, где целая улица хлопала дверьми маленьких магазинчиков и лавочек. И уже там Северюте, крепкая и бойкая, несмотря на возраст, заполняла освобожденные от цветочной рассады сумки печеньем и всякими вкусностями, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками.

Тепло стало Ренате от воспоминаний. Она и про дорогу забыла, и про лес, что вокруг нее стоял. И только два старых дуба, росших, как братья, – рядом, привлекли к себе ее взгляд и мысли. Ведь именно тут, перед дубами, их тропинка вливалась в тропинку пьяницы Бориса.

Остановилась Рената, осмотрела снег, покрывавший землю. Ни одного человеческого следа, ни малейшего намека на тропинку.

Она смотрела на снег, на его корочку, белую, посыпанную негусто последними, опавшими уже зимой сухими дубовыми листьями и сосновыми иголками, занесенными ветром под дубы. Ей казалось, что проглядывает старая тропинка из-под снега, из-под листьев и иголок. Но проглядывала она из ее памяти. И повернула Рената налево, туда, куда раньше эта тропинка вела. Зашагала дальше по уже невидимой дорожке, оставляя за собой неглубокие следы сапожек и не думая, что именно сейчас оживляет она эту тропинку, эту ниточку, «протянутую» между их домом и селом на десяток коротких улочек и с одной, но очень красивой церковью Петра и Павла.

«Интересно, сколько в селе должно быть улиц, чтобы его называли не городком, а именно селом?» – подумала и снова улыбнулась.

Нет, Андрионишкис ей нравился, особенно весной и летом, когда некоторые местные жители, а происходило это всегда после десятого числа любого теплого месяца, после получения пособий и пенсий, покупали краску и обновляли цвет деревянной кожи своих уютных домиков. И тогда прямо на ее глазах голубое становилось синим, салатовое – зеленым, розовое – красным. И городок оживал, и казался иногда даже ярче и веселее Аникщяя, где жители не так заботились о яркости стен своих домов, да и где кирпичных домов давно стало намного больше, чем деревянных.

Впереди слева показались стройные стволы сосен, под которыми разлеглось кладбище Андрионишкиса. Сейчас оно казалось частью леса. И кресты на могилах были похожи на молодые деревья.