– Я и не боюсь, – темнота надежно спрятала мой страх – существо с его странным шёпотом, и я слушал голос из наушника, пытаясь найти кого-то рядом по звуку.
– Света нет, и зет-поля сейчас тоже нет, – видимо, уловив быстрое дыхание моего страха, заверил Штерн. – Но оставайтесь на месте, я скоро включу резервное питание. Не теряйте меня – я в подвал.
Пока Доктор спускался в подземелье своей обители, я уже ощущал себя в тоннелях Вильямсона, тех самых, что привлекают туристов в Ливерпуль. Достал из кармана сотовый, нажал первую попавшуюся кнопку и с помощью вспыхнувшего экранчика стал осматриваться.
Обезьяны действительно не было. Но на меня смотрели картины, как будто узники, вынырнувшие из темноты камер и приблизившиеся к решёткам той ловушки, куда я угодил. Намекая на участь других гостей дома, они невидящими зрачками указывали мне выход из комнаты, но он всегда упирался в стену. Дважды я находил на ней выключатель и щёлкал им… Безрезультатно.
Тусклый свет сотового прошелся по ряду корешков книг, выхватил из темноты старые настольные часы, отразился в стекле серванта…
От неожиданности… а точнее, от резкого приступа страха сердце мое сжалось и чуть ли не ушло в пол: из-за стекла на меня таращились два недобрых красных, словно налитых кровью глаза. Они принадлежали лицу, будто искаженному агонией и с клыками, торчащими из кривой пасти вверх, вдобавок ко всему раскрашенному в черно-красные, местами синие цвета.
Переведя дыхание, я заставил себя успокоиться и только тогда сообразил, что это всего лишь какая-то маска, принадлежащая, скорее всего, одному из африканских племен.
Внимательно изучая картины, попытался понять замыслы художников.
И что на меня нашло – непонятно, только я зачем-то влез на стул, чтобы рассмотреть одну из них поближе. Картина оказалась гравюрой: мужик в зачуханном помещении с небольшим окошком чуть ли не под самым потолком, перед ним над столом висит в воздухе некий светящийся предмет.
Потолок снова неожиданно зажужжал, но свет не включился. Стоя на стуле, я как-то неловко пошатнулся, потерял равновесие и замахал руками, словно пытаясь ухватиться за воздух. В итоге уцепился пальцами за одну из приделанных к потолку плит резонатора. Конечно, она не была рассчитана на мою массу тела и с треском подалась мне навстречу. Я отпустил плиту и с глухим стуком рухнул на пол. Однако крепления плиты с одного края не выдержали, и, падая на излом, она вырвала крепления и с другой стороны, а затем, отвалившись окончательно, будь она неладна, потянула за собой провода. Те затрещали и оборвались, на мгновение озарив помещение снопом искр. В следующие секунды из моих глаз также посыпались искры…
Не знаю, сколько я пролежал без сознания.
– Лучшее средство от головной боли – это бренди, или виски, или… на худой конец, пиво, но последнее помогает ненадолго, – прозвучал уже знакомый шёпот, когда я пришёл в себя.
– Людей губит не алкоголь, а искусство… Погляди, какой шишак набил.
Я открыл глаза.
– Кто ты? – спросил я окружающую темноту, поднимаясь с пола.
– Ну-с, я, наверное, лучшая часть твоего ушибленного мозга, – обезьяна появилась передо мной внезапно.
– Ага. Вот и глюк! – я потёр больное место на голове (там действительно вздулась шишка размером с добрую сливу). – Я буду звать тебя Глюк, слышишь?
– Называй, как хочешь, – обезьяна ничуть не обиделась и даже подмигнула мне.
Что главное, размышлял я, когда попадаешь в экстремальную ситуацию во сне? Ага, вот: осознать, что все это происходит именно во сне, и после этого переживать становится незачем. И впрямь, зачем переживать, коль это всего лишь сон, логично?
– Ну, давайте, рассказывайте, сэр Глюк, с чем пожаловали?
– М-м-м, я, собственно, никуда не пожаловал, я всегда был с тобой. Я твой советник во многих делах.
– Да? И когда ты мне что советовал?
– Благодаря мне вчера, например, ты поспал на час больше и досмотрел давно загаданный сон о Сьюзи.
– Не помню, чтобы мне кто-то что-то советовал, но вчера я действительно проспал, из-за чего опоздал на работу.
– Работа… Брр… Суровая жизнь. Чтоб трескать бутерброд с колбаской и чеддером… надо что-то делать за бумажки, чтобы купить этот бутерброд с колбаской и чеддером…
– Эт точно…
– Расслабься. Тот, кто угождал всем, умер раньше, чем родился на свет7, – философски цокнула языком обезьяна, – забудь плохое – на столе тебя ждет чудесный коньяк!
– Так и спиться недолго, – хмыкнул я.
– Живи сегодняшним днём! Вдруг завтра свалится на голову кирпич, – выныривает обезьяна из темноты, накрывает меня сомнениями, отдающимися болью в висках, уверяет в напрасности жизни.
– И что ты оставишь после себя? – шепотом потребовал ответа какой-то новый голос, другой.