– Первая зима далась тяжело. Раньше я думал, как же хреново в Бостоне, когда идет снег, но здесь на тебя обрушивается лавина. – Он скорчил гримасу. – И женщин, конечно, недостает. В смысле, женской компании. Ох уж эти городишки. Остались только те, что не вышли замуж. Как будто в Иностранный легион попал.
– Вот туристы пойдут, веселее будет, – сказал Станден. – Не очень, но все-таки…
– Черт, я к тому времени от скуки умру.
Они посмотрели в стаканы, будто надеясь, что вот сейчас оттуда выглянет и призывно махнет хвостом русалка.
Я попытался повернуть разговор в нужном направлении.
– Насчет Гарольда Проктора…
– Я, в общем-то, удивился, когда услышал, – сказал Гиган. – Не из тех он был…
В последнее время эта фраза звучала слишком часто. Беннет Пэтчет отозвался так о своем сыне. Кэрри Сандерс сказала примерно то же самое о Дэмиене Пэтчете и Бретте Харлане. Если они правы, то получалось, что слишком многие попали в мертвецы без достаточных на то оснований.
– Почему вы так считаете?
– Крепкий парень. Никогда не сожалел о том, что там делал, а делал он там такое, что не везде можно рассказать. Ну, то есть, для меня это был хардкор, но я ведь никого не убил. Надеюсь, и не убью.
– Вы с ним ладили?
– Выпивал пару раз зимой. Гарольд помог, когда у меня генератор полетел. Жили по-соседски, но приятелями не были. Так здесь заведено. Потом он начал как-то меняться. Я говорил об этом со Стандсом, и он сказал то же самое. Стал всех сторониться, меньше общаться, хотя и болтуном никогда не был. Грузовик заводил в неподходящее время, иногда даже после полуночи. И фура к нему приходила. Большой тягач – по-моему, красный – с трейлером.
Красная фура. Как у Джоэла Тобиаса.
– Номер не помните?
Гиган назвал. По памяти. Все так, номер Тобиаса.
– У меня фотографическая память, – объяснил он. – Помогает в моих делах.
– Когда это было?
– Четыре или пять раз. Два раза в прошлом месяце, один раз в этом и последний – вчера.
Я подался к нему через стол.
– Фура приходила вчера?
Гиган заволновался, словно испугался, что мог ошибиться. Сосредоточился, прикидывая.
– Ну да, вчера утром. Я возвращался из города и видел, как она уезжает, так что когда приехала, не знаю.
Из того немногого, что сообщил Уолш, я знал, что Проктор был мертв дня два или даже три. Определить точнее мешала жара в комнате, ускорившая процесс разложения. Получалось, что Тобиас был в мотеле, когда Проктор уже умер, но даже не стал его искать. Либо он знал, что Проктор мертв, но не сообщил, что представлялось маловероятным. В кого бы ни стрелял Проктор, он стрелял не в Тобиаса.
– И это точно была та же фура, что и раньше?
– Да, я же и говорю. Та самая. Гарольд и тот другой парень, водитель, – нет, стоп, однажды их было вроде бы трое – сняли груз, и фура ушла.
– Вы с Гарольдом об этом говорили?
– Нет.
– Почему?
– Меня это не касалось, а Гарольду расспросы могли бы и не понравиться. Он, наверное, понимал, что я вижу их или слышу, но в здешних краях совать нос в чужие дела не принято.
– Не пытались понять, чем он занимается?
Гиган неловко заерзал.
– Думал, может, хочет снова открыть мотель. Гарольд говорил об этом иногда, но денег на восстановление у него не было.
– И?..
Гиган упорно не смотрел мне в глаза.
– Гарольд любил покурить «травку». Я тоже. Он знал, где ее достать, а я платил. Много не брал, ровно столько, чтобы пережить долгие зимние месяцы.
– Гарольд был дилером?
– Нет, не думаю. Просто у него был поставщик.
– Но вы считаете, что он мог хранить наркотики в мотеле, так?
– Возможно. Особенно если он хотел заработать на открытие мотеля.
– А взглянуть соблазна не возникало?
Гиган снова замялся.
– Разве что однажды. Когда Гарольда дома не было.
– И что вы увидели?
– Все комнаты были заперты, но некоторые недавно открывались. Древесные стружки, вся земля взрыта. И борозды на траве, как будто внутрь закатили что-то тяжелое.
– А вы никогда не видели, что они заносили?
– Фуру ставили так, чтобы легче было разгружать, то есть задом к мотелю. Что они там переносят, я так толком и не разглядел.
«Толком не разглядел».
– Но что-то все-таки разглядели?
– Вам это покажется странным.
– Поверьте, странным мне уже ничего не кажется.
– Ну, это была, наверное, статуя. Вроде тех, греческих. Белая, знаете, как в музее. Я сначала подумал, что это тело, но у нее не было рук. Как у Венеры Милосской. Только эта была мужская.
– Черт, – пробормотал я. Значит, не наркотики, а антиквариат. Джоэл Тобиас полон сюрпризов.
– Вы уже говорили с полицией?
– Нет. Они, наверное, и не знают про меня.
– Поговорите с ними завтра утром, только попозже. Расскажите то же, что и мне. И последнее. Полиция считает, что Гарольд покончил с собой три дня назад. Плюс-минус. Вы слышали в это время выстрелы?
– Нет. Я ездил в Бостон, навещал родных и вернулся позавчера. Наверное, Гарольд покончил с собой, когда меня не было. Он точно застрелился?
– Думаю, что да.
– Тогда почему он забаррикадировался в комнате? В кого стрелял перед смертью?
– Не знаю.