Ну и дела. А может, я пропустила что-то? Сижу в белой мягкой комнате, обколотая лекарствами и ловлю видения потихоньку. Только видения эти уж что-то слишком реальны. Я прекрасно помнила, как стояла у раковины, как видела в зеркале уже ставшей привычной женщину, любившую складывать между собой непривычные слуху ругательства. Помню, что была дико напугана странной смертью охранника и, пытаясь успокоиться, смотрела на воду. Но сейчас под ладонями болотная кочка, поросшая желтоватой, чуть склизкой травой. Интересно: чем это меня обкололи таким забойным?
Руки почти по локоть в грязи. Спина затекла. С моим то брюхом в такой позе недолго порассуждаешь. Сменила положение на более достойное, но кочка угрожающе заходила подо мной. Замерла. Потихоньку, без резких теперь движений попыталась вытащить из грязи колени и свое необъятное брюхо.
А брюхо то где? – Огладила себя корявой ладонью.
Нет брюха!!! Не свисает. Зато штаны очень даже. Вон до колен свалились. Оглядела себя, как могла. Нормальные такие бедра там, где положено быть моим пышным ляжкам. Не веря, потрогала ногу … ы–ы–ы тонкой ладонью с длинными пальцами.
Кажется, икнула нервно и принялась натягивать штаны, ставшие раза в три больше, подвязала шнурком. Привычно перекинула за спину косы. Косы?!! Истеричный смех вырвался из горла. Короткое эхо, искажаясь, глухо заметалось над болотом, а потом, словно резко захлебнувшись, стихло. Стало жутко. Спина взмокла холодным страхом.
Впрочем, бояться было некогда. Болото медленно, но верно погружалось в плотные сумерки. А торчать на хлипкой кочке посреди трясины всю ночь совсем не хотелось. До паники. Оглянулась. Едва не вывернув шею, разглядела у себя за спиной видневшуюся вдалеке темную полоску леса. Причем, реально вдалеке. Ни в жизнь не доберусь по такой то топи.
Черт! Что же делать то? Взгляд метался от одной кочки к другой, пытаясь выцепить хоть что-нибудь, напоминающее земную твердь. Есть! Аккуратно перенося вес с одного колена на другое и, вцепившись в раскачивающуюся кочку чуть ли не зубами, развернулась. Присмотрелась к хилой березе, росшей метрах в двухстах. Недалеко, но по болоту…
Впрочем, выбора все равно нет. Встала, как канатоходец, руки в стороны для равновесия. Наверняка, неправильно делаю, но никто ведь по болоту не учил ходить. Наверное. Дотянувшись ногой до соседней кочки, слегка ткнула в нее стопой, потом надавила сильнее. Ничего вроде, держит. Замирая всем сердцем, перенесла тяжесть тела на эту притворно–надежную опору. Страшно. Но, если я так буду замирать на каждой кочке, до березы только через неделю доберусь. Твою мать! Как говорится: и не туды, и не сюды. Вроде по–быстрому надо – становится все темнее, но и торопиться нельзя, ибо болотце всосет за миг, вчмокнет, и поминай, как звали.
Еще одна кочка, еще, еще. Совсем рядом что-то противно, почти плотоядно чавкнуло, а бурая жижа ожила, закачалась. Сердце ухнуло в пятки и, дернувшись от неожиданности, я запаниковала. Нога соскользнула, и в следующий момент я плюхнулась в вонючую грязь почти по пояс.
У страха глаза велики. Мои тогда, наверное, были с тарелку. Рьяно сопротивляясь и глухо рыча от ужаса, чувствовала, как быстро теряю силы, а трясина, напротив, тянет все сильнее и сильнее. Воображение, подстегнутое паникой, услужливо нарисовало цепкие пальцы с когтями. Взвыв, в отчаянии схватилась за кочку, обняла ее, будто мать родную. Поняла, что чем больше сопротивляюсь, тем хуже. Заставила себя успокоиться. Получилось, впрочем, как всегда, но засасывать стало не так быстро. Подтянулась не резко, еще, но посильнее, а потом уж совсем кряхтела от натуги и с радостью поняла вдруг, что нижние мои параметры уже над поверхностью. Еще рывок – и одна нога свободна. Вскребясь на кочку, вытащила из жижи вторую.
Мокрая, вся в болотной грязи, босая я дрожала от только что пережитого и с тоскливой обреченностью смотрела вперед. Сумерки уже сгустились, и начинало казаться, что проклятая береза не приближается совсем, хотя вот она, рядом. В наступающей темноте кочки стали сливаться с трясиной, и я до паники боялась оступиться снова.
Наконец, запыхавшаяся и трясущаяся от напряжения и усталости, я ухватилась ослабшей, но такой родной и послушной теперь рукой за корявый ствол. Оказавшись на небольшом твердом пятачке шага в три–четыре обессиленная рухнула на сырую хилую траву и прижалась спиной к тонкому стволу. Запрокинула голову, глядя в почти ночное небо и пыталась отдышаться. В глазах защипало так сильно, что несдерживаемые уже ничем слезы полились, искажая равнодушные звезды.
Казалось, не хватает воздуха, просто катастрофически трудно дышать. Сейчас! Вот–вот проснусь. Ведь так должно быть! Открою глаза – а ничего этого нет. Зажмурилась. Открываю – все есть! И болото, уже погрузившееся в темноту, и кочки, и я с размазанной по лицу бурой жижей.