Шепот

Призрачный марш их, монотонный до убийственности, длился невесть сколько. Наконец офицер остановился у двери, нажал кнопку, дверь медленно распахнулась без чьего бы то ни было вмешательства, за дверью тоже была пустота, широкая чистая лестница вела наверх, офицер пошел на второй этаж, там опять дверь, опять кнопка, опять дверь раскрылась сама по себе, но в коридоре стоял мрачного вида здоровяк с такой же автоматической винтовкой, как и у того, что дежурил возле шлагбаума. Офицер сказал ему: «Это со мной», тип кивнул головой. Они пошли дальше, еще было несколько дверей, и за каждой из них нахальные типы с автоматическими винтовками, и всякий раз офицер говорил свою фразу: «Это со мной», и те качали башками, а у Кемпера с каждой новой дверью и с каждой новой фигурой часового душа все уменьшалась, убегала все дальше и дальше, и уже нечего ее было искать даже там, где надеются найти ее при самых затруднительных обстоятельствах, — в пятках. Выбраться отсюда сам он не сможет никогда и ни за что. Разве что столкуется с таинственным полковником Хепси-пепси.

Вера в благие намерения государственного советника Тиммеля давно развеялась. Кемпер слишком хорошо знал, что дружба бессильна там, где появляются такие мрачные часовые. Друзья могут уладить свои дела где-нибудь за рюмкой коньяку, слушая приглушенную музыку, раскуривая сигару. А когда тебя вызывают во дворец Правосудия, а потом загоняют в это таинственное пристанище неизвестного чужого полковника, ведут к нему через целый лабиринт, словно к мифическому полубыку на растерзание, то ты и должен ждать растерзания и ничего больше.

Наконец они дошли. Офицер отступил перед последней дверью их путешествия, пропустил Кемпера вперед. Кемпер, стараясь принять вид отчаянного смельчака, ступил в пещеру Минотавра, сделал несколько шагов, машинально оглянулся, не слыша за собою шагов офицера, но, наткнувшись взглядом на закрытую сзади дверь, вперил взгляд в человека, сидевшего в удобном кресле, далеко от рабочего стола, кашлянул, прочищая горло, спросил для уверенности:

— Полковник Хепси?

— Не имеет значения, — сказал тот женским голосом, и Кемпер только сейчас рассмотрел его смешно надутую физиономию, похожую на детский резиновый баллончик. Чтобы успокоиться хоть немного, он, по давней докторской привычке, попробовал мысленно поставить полковнику Хепси диагноз. Какие заболевания могли привести к такому вздутию физиономии? Но все латинские термины исчезли из памяти, Кемпер беспомощно пошевелил губами, стараясь припомнить хоть что-нибудь, не вспомнил ничего, растерянно остановился перед полковником, молча посмотрел на его бычьей крови румянец.

— Ну? — спросил тот.

— Меня прислал к вам…

— Знаю, — прервал полковник. — Ну и что?

Наглость этого типа превышала все слышанное и виденное когда-либо Кемпером. В нем снова стало нарастать угасшее было возмущение, он переступил с ноги на ногу, удивляясь, что американец даже не приглашает его сесть, хотя сам расселся в кресле еще удобнее.

— У меня было рекомендательное письмо, но его… — начал он.

— Знаю, — опять перебил тот, — все эти рекомендательные письма — для туалета, да и то ваша немецкая бумага слишком жестка для этого.

Полковник засмеялся. Смех был лающий, самоуверенный. Хепси наслаждался своим смехом, своим остроумием, более же всего — своею независимостью. Кемперу вдруг показалось, что вот он наконец встретил человека, который обладает совершенной независимостью, во всяком случае, в сравнении с ним, Кемпером. Не знал, что еще говорить полковнику.

— Мне угрожают некоторые неприятности, — наконец выжал он из себя. — Конечно, это коммунистические выдумки, но…

— Выдумки? Вы подлежите автоматическому аресту как военный преступник, — грубо выкрикнул полковник. — и не стройте из себя овечки!

— Не кричите! — не стерпел Кемпер. — Я немецкий гражданин и подлежу юрисдикции немецких властей, им и решать, виновен я или нет. Времена автоматических арестов давно миновали. И вы сами знаете, что это было коммунистическое беззаконие.

— Поменьше употребляйте слово «коммунизм», — уже спокойнее сказал полковник. — А то у меня такое впечатление, что вы хотите меня запугать.

— Простите. Я, кажется, не сдержался.

— Не нравятся мне ваши нервы, — покачал головой полковник. — Я понимаю: война, переживания. Но нельзя же быть бабой. Хотите сесть? Берите вон там какое-нибудь сиденье и. устраивайтесь. Виски?

— Неплохо, — идя за стулом, отозвался Кемпер, у которого отлегло от сердца после примирительных слов полковника.

Он осторожно принес стул с другого конца кабинета, поставил его на паркет против полковника, тот махнул рукой (Кемпер сразу узнал этот жест: так же небрежно помахивал рукой офицер, приведший его сюда):

— Не заслоняйте мне свет. Садитесь вон там, у стола.