Шепот

Но наконец на пятый или шестой день, когда поток писем от претенденток на темпераментного, хорошо обеспеченного мужчину стал заметно уменьшаться, в руки майора попал конверт, внешне абсолютно ничем не примечательный, но в то же время какой-то словно бы знакомый, и майор, в предчувствии интересного приключения, вскрыл конверт чуть поспешнее, чем другие. На стол упала фотография, но упала не так, как другие, сразу изображением кверху, а наоборот, так что майору пришлось ее перевернуть. Еще когда переворачивал, увидел большие черные глаза, а когда положил перед собой изображение женщины с чувственным носом, узнал ее мгновенно. Это была та самая, что откликнулась на его письмо с Кларком Гейблом, любительница спиритуализма и острой пищи, загадочная женщина в этой растерзанной стране, лишенной малейшей загадочности, по крайней мере для него.

Это уже походило на настоящее приключение, началось нечто такое, чего он еще не переживал. Опять-таки, не имея еще точно намеченного плана действий, решил сконтактироваться с женщиной. Поглядел на оба ее письма. Гизела Кемпер, собственный дом в Бинендорфе. Телефон. Только предупредить о приходе, и она ждет, ждет, ждет… Видно, больше нечего ей делать, как только ждать. И это хорошо. Иногда наличие свободного времени у человека становится его величайшим богатством. Конечно, если бы она оказалась, например, баронессой с собственным замком и лесными угодьями, может, он и… Романтично, черт побери, приехать в Штаты и заявить друзьям о том, что у тебя есть настоящая баронесса, и замок, и лесные угодья… Потом вспомнил, что симпатии Гизелы Кемпер касается пока что Кларка Гейбла и «темпераментного, с остатками солидности», вспомнил также, что у нее не замок, а просто дом (и неизвестно какой), а еще вспомнил, что, начиная всю эту авантюру, он не имел в виду собственную женитьбу, не имеет и не будет иметь, наверное, никогда, и, усмехнувшись, взялся за свой «паркер».

Назначил Гизеле свидание в ресторане «Жаворонок», просил ее быть в субботу в восемь, в золотом зале, за крайним столиком, который он для нее зарезервирует.

После этого встал и пошел в офицерскую столовую, где должен был съесть свой ежедневный бифштекс с горошком и выпить теплый шоколад.

5

Преимущество было на их стороне. Их трое, он один. Кроме того, они — в укрытии, а он посреди поляны, они его видят, а у него и в мыслях нет, что он уже попал на три мушки сразу и теперь с каждым шагом вперед только перепрыгивает с мушки на мушку, но уже не соскальзывает, куда там соскользнуть! Когда приблизился к чаще, самый старший из трех и старший по чину (был булавный, то есть сержант) толкнул плечом младшего. Тот выскочил из засады, заступил беспечному страннику свет, гаркнув страшным голосом: «Руки вверх, большевистская нечисть!» Незнакомец не торопился. Остановился и взглянул на нападающего чертовски красивыми и выразительными глазами так, что у того мурашки забегали по спине. Напавший оглянулся на своих, те уже выскакивали, наставляли на приблудившегося автоматы. «Долго будем ждать?» — рявкнул самый старый, самый бородатый и самый лохматый. Раскрылся среди черной щетины красновато-влажный, черный в глубине рот, закрылся с кабаньим щелканием зубов, черная щетина сунулась к гладко выбритому лицу неосторожного пришельца. Тот понял, что шутки плохи, поднял руки. Руки у него были холеные, нерабочие. Бородатый замахнулся темным крестьянским кулачищем, походившим на узел грязного каната: «Живее, гнида b Кивнул одному из своих, с такими же узловатыми, грязными руками: обыскать. Незнакомец брезгливо скривил губы, когда две пары шершавых рук ощупывали его карманы. Самый младший выхватил из кармана пришельца тяжелый черный пистолет, другой бандеровец извлек на свет божий немецкую баклагу, в которой что-то бултыхалось. Булавный отобрал у него баклагу, отвинтил крышечку, нюхнул, лизнул, уставился на своих: «Московская водка!» Вставил шейку баклаги в спрятанный посреди черных зарослей рот, смачно побулькал, так смачно и сочно, что у тех двух аж засосало под ложечкой, потом налил водки себе на ладонь, брызнул на морду, обтер шею, взглянул на небо, произнес молитвенно: «Дай боже, чтоб нам еще долго светило солнце». И только тогда передал флягу тем двоим. «Большевик?» — спросил пришельца. Тот молчал. Бородатый обошел его вокруг, пробормотал: «В теле хлопец. Красиво будет висеть на шнурке», «А пан сотник?» — напомнил младший. «Что пан сотник?» — «Приказ пана сотника всех задержанных — к нему…» — «Не щебечи, знаю без тебя. Свяжи-ка ему руки!» Двое крутили задержанному ремнем руки, бородатый стоял, чесал заросшую черным волосом грудь. Редко когда выпадает такая добыча. Молодой, здоровый, в ловом черном костюме, в новехоньких яловых сапогах — вот уж потешат они своего пана сотника этим переодетым комиссаром! «Ну, иди, иди!» — толкнул молодчика в спину автоматом.

Тот продолжал молчать, как в рот воды набрал, послушно потопал впереди них, обходя пеньки и высоко ставя ноги, будто городская модница, что боится запачкаться.