Шепот

Он падает, но знает, что жив и еще долго будет живой; только впечатление такое, будто он истолчен в порошок, а они все толкут и толкут, а потом хватают под руки, выволакивают из камеры, тянут по коридору и опять бьют и яростно ревут, и от их рева раскалывается голова, он опять хочет, чтобы все кончилось, чтобы наступило успокоение навеки, но, видимо, суждено было ему еще более тяжкое искупление за грехи, его вытаскивают на улицу, бросают в одну из машин, и орда отъезжает, увозя полуживую добычу, чтобы продолжать терзать ее в другом месте.

Он был жертвой несправедливости. Не вспомнил ни одну из тех жертв несправедливости, которых сотнями и тысячами пытали у него на глазах в войну и после войны, не был способен сравнить свою судьбу с судьбой убитых им и его сторонниками. Когда хватали его чужие руки, когда били, забыл даже о боге и только теперь, растрясенный машиной и оставленный на некоторое время наедине со своей болью, обратился мысленно к наивысшей силе… «И возопили мы к господу, и он услышал нас…» Никто его не слышал. Машины мчались по ночному шоссе, может, в том же направлении, в котором он ехал рядом с Гизелой прошлой ночью, на этом самом шоссе и произошло неведомое ему убийство, здесь он впервые ощутил прикосновение женского тела… Машина вытряхивала из него последние воспоминания. «Воспоминания ваши, как пепел…» С каждым толчком машины в теле рождались тысячи болей, и он стискивал зубы, чтобы не застонать и не показать своим: мучителям, что боится, главное же — что живой.

Машина свернула, запрыгала по ямам, сзади ударили фарами остальные машины, опять накатилась на него ревущая орда, опять выволокли и потащили по какому-то полю, по мягкой, перекопанной земле, куда-то ставили, к чему-то привязывали и били, били, били…

Потом он висел на веревках, привязанный к старой сосне на опушке, фары всех машин направлены на него, а солдаты откатились в темноту, спрятались за широкими полосами электрического света и ударили оттуда по живой мишени из пистолетов, стреляя спокойно и не спеша, как на учебном стрельбище.

Капитан Хепси принадлежал к сторонникам классических методов разведки. Его все больше беспокоила тенденция превратить разведку в научное учреждение, где опрятные клерки сидят в уютных кабинетиках, слушают радио, прорабатывают газеты, полученные из тех стран, которыми интересуется тот или иной отдел, книжки, географические карты, изучают, сопоставляют, что-то подсчитывают. Тратят огромные деньги на приобретение причудливейшего хлама. Покупается все: расписание поездов, прейскуранты цен, ресторанные меню, номера провинциальных газет. Все это хватают разведчики-аналитики, которые гордо именуют себя «белыми» в противовес разведчикам «черным», тем, что и до сих пор действуют методами плаща и кинжала, широких плеч, сильных рук, зорких глаз, железной памяти, холодного мужества.

«Белые» разведчики засели в модерных зданиях, изолированные от мира хитромудрыми лабиринтами, охраняемые электрическими сторожами, которые признают только перфорированные разноцветные жетоны-пропуска. Ты проходишь от одного контроля к другому, всовываешь свой жетон в какую-то щелку, получаешь другой пропуск, идешь дальше, пропуска все время меняются, ничего не поймешь, похоже на детскую игру, а не работу. Никто не заботится о физической подготовке разведчика, а прежде всего стараются определить его эмоциональную уравновешенность и интеллектуализм. Человека надо подготовить так, как готовят морских пехотинцев, тогда от него можно ждать отдачи. Иначе все сведется к бессмысленной трате денег или, еще хуже, как в случае с майором Кларком, — к бессмысленной гибели.

Майор сидел в Германии и только и знал, что сдерживал капитана Хепси, издевался над его усердием, которое он называл старомодным, и что же? Теперь все, что осталось от майора Кларка, запечатано в цинковый гроб и летит под облаками в Штаты, а старомодный капитан Хепси продолжает выполнять долг. перед демократией, придерживаясь своих непоколебимых, безошибочных принципов. Разведчик — необычный человек. Он должен уметь все: молча страдать и радоваться так, чтобы не показывать этого никому, он не должен много говорить, но, когда надо, уметь поддержать разговор, он должен уметь терпеливо сносить шутки, насмешки, подзуживания, нехватки, плохих соседей и товарищей, общество некрасивых женщин. Главное же — он должен уметь ждать и использовать даже самый незначительный случай для осуществления своих замыслов.