Шепот горьких трав

– Таким он нам не нужен, – мотнула головой бабушка. – А если возьмется за ум, встретим с распростертыми объятиями. Не чужой, хоть и примак. – Так в деревне в ее юности называли тех зятьев, что были приняты в семью жены.

За ум отец, естественно, взялся не сразу. Попил еще с недельку. Каждый день являлся к дому, из которого был изгнан, но на порог его ни разу не пустили. Бдительная и, что немаловажно, сильная и боевая бабушка гнала его со двора лопатой или граблями, смотря что было на тот момент в руках.

– Старая карга, дай хотя бы с дочкой повидаться! – кричал на нее отец, уворачиваясь от ударов.

– Когда протрезвеешь, тогда и повидаешься, синь-пьянь окаянная, – отвечала бабка и запирала калитку на замок.

Позже, когда все у Ложкиных наладилось, зять благодарил тещу за твердость. Если бы она не проявила ее, он скатился бы на самое дно.

А замок тем временем строился. Но не быстро. Четыре года здание возводилось, и все это время отец был при деле. Он еще и кирпич умел класть, и столярничать, так что работа для него находилась всегда. Папа так хорошо себя зарекомендовал, что, когда в строителях уже не было надобности, прораб нашел ему другое место. Увы, не поблизости, а в самой столице. Но платить там обещали больше и жилье предоставляли, поэтому бабушка и Туся согласились его отпустить, пусть и со скрипом. Первая боялась, как бы не запил в Москве без ее присмотра, а вторая была к отцу очень привязана и не хотела расставаться с ним надолго.

– Доченька, я буду каждые выходные приезжать, – успокаивал ее тот. – Два часа туда, два обратно, подумаешь, делов…

И он на самом деле приезжал. На пару дней три раза в месяц. Бабушка придирчиво его обнюхивала, не пахнет ли перегаром. Но нет, не пахло.

Где-то через год визиты стали более редкими. Папа говорил, что его повысили и работы стало больше. Так оно, наверное, и было, поскольку денег он начал привозить больше, но бабушка стала подозревать, что у зятька кто-то появился. В этом, конечно, нет ничего плохого, мужик не старый, давно вдовый, и без ласки и заботы женской тяжко ему, но как бы не связался с дурной бабой. Тут, в Дроздах, она знала, к кому он похаживает, бдила. От одной беспутной отвадила. Но на расстоянии не уследишь.

Как в воду бабуля глядела. Еще через полгода привез зять невесту свою в деревню, чтобы познакомить с семьей. Работала она также на стройке, но бухгалтером, имела взрослую дочь. Серьезная, деловая, энергичная, она старушке понравилась.

– Под каблук загонит, но это ничего, – сделала вывод она. – Зато не забалует.

А Туся видела рядом с папой другую. Веселую, говорливую, легкую. Почему-то пухленькую и розовощекую. Наверное, такие ей казались более здоровыми, не зря же о них говорят «кровь с молоком». Еще одной потери папа не переживет. Но и под каблуком, как Наташе думалось, ему будет неуютно. Не привык он к этому – мама покладистой была. И очень ласковой. А эта, новая, какая-то сухая. Даже обнимает формально, как делают политики перед тем, как сфотографироваться с избирателями.

Свадьба состоялась через месяц. Точнее, регистрация с последующим ужином для узкого круга. Бабушка с Тусей в него не вошли. Им сказали, зачем вам тащиться в Москву, мы к вам сами приедем на следующей неделе и посидим по-семейному. Бабушку это устроило. Не смутило даже то, что для этого застолья ей придется готовить. Но лучше так, чем тащиться в Москву. Не была там пятнадцать лет, и как-то не тянет. А Туся расстроилась. Она и в столицу хотела, и в загс, и на торжественный ужин. Но одну ее никто бы не отпустил, а папа, который купил себе новую машину, за ней и не подумал приехать.

В Дрозды новобрачные прибыли втроем. Взяли еще и дочку Вику. Она была старше Туси всего на полтора года, но выглядела как взрослая. Модно одетая, накрашенная, с синими прядями в черных волосах, она показалась Наталье сошедшей с экрана поп-звездой. Все то время, что новая семья папы находилась в Дроздах, Туся по пятам за ней таскалась. Вике это сначала нравилось, ей льстило искреннее восхищение девчонки, но быстро наскучило и стало раздражать. Впрочем, как и все вокруг. Не впечатлил Вику даже замок Аникяна. Безвкусица, фыркнула она и уткнулась в свой телефон. Да не кнопочный, что имелся у них с бабушкой, а сенсорный, блестящий, с камерой и выходом в интернет.

После знакомства с Викой Туся изменилась. Стала иначе одеваться, причесываться, краситься. С последним бабушка быстро разобралась. Макнула внучку в ведро с колодезной водой несколько раз, после чего предупредила:

– Еще раз увижу такой размалеванной, с пемзой тебе физиономию умою!

В том, что она так и сделает, сомневаться не приходилось. Пришлось косметику спрятать и пользоваться ею только вне дома. На всякий случай и юбки-коротышки менять на штаны за сараем, а рубашку, игриво завязанную на животе, заправлять под ремень. Тусе тогда было четырнадцать, и выглядела она на свои годы. А хотелось – старше. Как Вика. Но столь блестяще, естественно, не получится, даже если бабушка снимет запрет на косметику. Вика москвичка, а Туся деревенщина. Куда ей до сестры?