Шепот горьких трав

Когда девушка выздоровела, ее привлекли к суду, тетя Лена не смогла ее отмазать. Вика получила срок два года, но в тюрьму не попала: то ли у нее случилась передозировка, то ли она намеренно покончила с собой. Мать была безутешна, а отчим безучастен. Повреждения головы были настолько серьезными, что это отразилось на мозге. Первое время он ничего не помнил, в том числе как держать ложку и справлять нужду. Пока лежал в больнице, его кое-чему обучили, но он постоянно все забывал, плохо говорил, мучился головными болями и громко кричал. Тусин отец стал инвалидом второй группы, нуждающимся в постоянном уходе. Такой муж был тете Лене не нужен, и она отправила его в деревню. Просто привезла, выгрузила, как ненужную вещь, и уехала.

Бабушка надеялась справиться с ним одна, чтобы дать Наташе доучиться. Но у той не получилось перевестись на бюджетное отделение. Пробовала заработать на учебу и жизнь самостоятельно, но официанты во Владимире не так много получают. Да и бабушка, бедная, из сил выбивалась, и о зяте заботясь, и о хозяйстве. Исхудала, стала часто хворать. Однако крепилась. Не признавалась в том, что ей тяжело. Но Наталья дурочкой не была, все сама понимала. Она взяла академ и вернулась в Дрозды.

С тех пор прошло чуть больше года. За это время Туся ни разу не побывала не то что в Москве – во Владимире. А там остались подружки и парень, с которым она встречалась до того, как… Но отношения на расстоянии бесперспективны. И любовные, и дружеские. У бойфренда быстро появилась другая, а товаркам хорошо и без нее. Они учатся, общаются, тусуются, вспоминая о Тусе, только когда она им пишет или звонит. И они коллективно ее жалеют. Велят держаться и ждать, когда все наладится. Как будто не понимают, что лучше не будет. Хуже – да. Если бабушка сляжет, а у отца появятся новые симптомы болезни, то Туся сойдет с ума. Будет в доме три больных человека, два из которых психические.

…Наконец Наталья добралась до дома. Дверь была не заперта. И это удивило. Днем в деревне никто не запирался, но на ночь все затворялись, чтобы спокойно спать. Бабушка забыла сделать это? Возможно. Она стала рассеянной в последнее время. Это старикам свойственно. Так Туся успокаивала себя, заходя в сени. А на душе – тяжесть. Но она решила, что это из-за происшествия в замке и тяжелой ночи.

– Дочка, ты? – услышала она голос бабушки и выдохнула – жива. Только почему не спит? Скотину кормить рано.

– Я, кто ж еще? – Туся, стянув с себя кроссовки, вошла в избу. – Ба, ты не поверишь, что за это время случилось… Столько всего! Голова просто кругом. За чаем тебе все расскажу…

Бабушка вышла из комнаты в халате, наброшенном на ночнушку. Рубашка фланелевая, халат махровый. На ногах носки из собачьей шерсти. Сама пряла шерсть и вязала когда-то. Но носки протерлись на пятках, и бабуля их штопала, потому что пес давно умер, а только его шерсть давала нужное ей тепло.

– Вот пять тысяч, – выпалила Туся и вытащила красную купюру с Хабаровском. – Теперь мы сможем купить отцу инвалидное кресло! – Он мог ходить, но не хотел. А оставлять его без присмотра они опасались. Кресло помогло бы. Посадили, выкатили, папа воздухом дышит, а они по хозяйству хлопочут.

– Оно уже не нужно, дочка.

– Почему?

– Умер папка твой. Два часа назад.

Глава 4

Пес, замолчавший на пару часов, снова завыл. Уже и луна скрылась, уступив свое место на небосклоне похожему на детский мячик солнышку, и покойника увезли, но Лютика, очевидно, что-то продолжало беспокоить.

– Может, он голоден? – спросила Лера у охранника, того самого, что встречал их с Димоном. Его звали Павлом.

– Нет. Я пытался его покормить. Отказывается. По хозяину тоскует, говорю вам.

Они разговаривали, стоя на крыльце. Хозяйку дома и ее гостей Валерия отпустила. Как и обслугу. Опергруппа тоже отбыла. Они вдвоем с Димоном остались в замке.

Друг и коллега сейчас проводил финальный осмотр залы и холла, а Лера курила… Хоть и не курила!

В студенческие годы баловалась сигаретами, но, когда начала встречаться с Гришей, бросила. Он не переносил дым. Чихал, кашлял, сопливился. Лера решила не мучить его. И не вспоминала о никотине до сегодняшнего дня. Но, выйдя на крыльцо, чтобы подышать свежим утренним воздухом, уловила легкий аромат ментоловых сигарет. Именно такие она курила когда-то. Марки «Море». Бешено популярные в девяностые, они и в нулевых продавались.

И Лера стрельнула сигаретку у охранника Павлика. Но, сделав пару затяжек, выбросила. Гадость. Однако пахнет не то чтобы приятно, умиротворяюще скорее. Напоминает о молодости, в которой не было тех проблем, с которыми столкнула взрослая жизнь.

– А можно глянуть на вашу собаку Баскервилей? – спросила Лера.

– Конечно. Пойдемте.

И повел за собой.