Вспомнила про дядю Гришу! Наконец-то!
– Раненый он, – буркнул Митяй. – Фашисты его расстреляли и в овраг сбросили. Думали, убили, а он живой.
– Дай мне посмотреть! – Соня упала на колени рядом с ним, про Горыныча она, кажется, уже забыла.
– А ты что, разбираешься? – спросил Митяй, косясь в ее сторону.
– У меня папа – хирург. – В голосе ее послышалась гордость. Папой-хирургом девочка Соня гордилась. Конечно, врач-хирург – это тебе не вор-рецидивист! – Он сейчас на фронте, а я с детства с ним в больнице, на дежурствах, на перевязках. До тех пор, пока мама… – она запнулась, а потом продолжила с решительным отчаянием: – Пока моя мама не нашла себе другого.
Значит, не все так плохо в Митяевой жизни, потому что его мамка ждала батю даже из тюрьмы, а Сонина променяла хирурга… На кого променяла?
Соня словно услышала его мысли, глянула с вызовом.
– Он – полицай, – сказала шепотом и тут же зло добавила: – Только он мне никто! Слышите, вы?! Мой отец на фронте. Он спасает наших солдат. И я буду…
Соня говорила, а сама уже расстегивала пуговицы простреленного, залитого кровью пальто. Не брезговала, не боялась испачкаться в крови, не боялась ни крови, ни открывшихся страшных ран. Не боялась, но, увидев их, смертельно побледнела, бросила быстрый взгляд на Митяя, а потом прижалась ухом к батиной груди, затаилась. Не поверила, что до сих пор живой? Никто бы не поверил. Самому Митяю до сих пор верилось с трудом.
– Бьется, – сказала она наконец полным радости и изумления голосом. – Бьется сердце!
– А то мы без тебя не знали! – огрызнулся Митяй. – Что нам дальше делать, дочка хирурга?
Она задумалась всего на мгновение, а потом сказала:
– Раны надо обработать и перевязать. Еще бы пули достать, чтобы не было заражения, но я не представляю, как это сделать тут, в лесу.
– Пули будем доставать, когда доберемся до партизан, а перевязать… – Митяй растерянно огляделся в поисках того, что сгодилось бы для перевязки. Одежда его и Севы была такой грязной, что на бинты ее не порвешь. Он перевел требовательный взгляд на Соню.
– Что? – Она тут же покраснела.
– Твоя одежда чистая. Блузки нам хватит?
Митяй думал, она начнет выделываться, как всякая девчонка, с которой хотят стащить блузку, но она кивнула и велела:
– Отвернитесь!
Они послушно отвернулись, хотя не было в этом никакого смысла, видели они уже Соню в порванной комбинашке, насмотрелись.
Она разделась быстро, а потом так же быстро натянула на себя кофту и пальто.
– Все, можете смотреть, – сказала смущенно.
Они посмотрели. Смотрели в основном на белую блузку в розовый цветочек. Хватит ли этого для перевязки?
– Сверху можно шарфом замотать. – Соня глянула на Севину шею, тот молча стянул шарф, протянул ей, потом сказал: – В рюкзаке есть самогон. Сгодится для обработки ран?
– Сгодится! – обрадовалась она и попробовала разорвать блузку голыми руками.
Голыми руками не получилось, Митяй пустил в ход свой охотничий нож. От блузки шел тонкий цветочный аромат. Или ему это просто мерещилось?
Дальше они не мешали и под ногами не путались. Соня орудовала решительно и ловко, наверное, и в самом деле батя-хирург брал ее с собой в перевязочную. А отмытые от запекшейся крови раны выглядели страшно. С такими не живут.
С такими не живут… Это думал Митяй. Это читалось в Сонином взгляде.
К черту! Обычные люди не живут, а его батя фартовый!
Он так и сказал, процедил сквозь стиснутые зубы про фарт, и Соня не стала спорить, молча кивнула, закусила губу, замотала, пережала шарфом батину грудь.
– Все. – Она выпрямилась. – Кровотечение остановилось само… – В голосе ее было безмерное удивление, видно, бате-хирургу такие живучие пациенты не попадались. – Но ему все равно нужна операция. В самое ближайшее время.
– Нужна, значит, сделаем! – Митяй встал на ноги. Ему бы сказать Соне спасибо, но проклятая поперечность лишила его правильных слов. В кармане отцовского пальто он нашел залитую кровью пачку папирос, выбрал одну, которая посуше, и закурил.
Ему думалось, что они не успеют, что никакого фарта не хватит для того, чтобы батя дотянул до операции. Да и есть ли в партизанском отряде врач? Старый Зосимович, наверное, смог бы помочь, но где сейчас Зосимович? Живой ли он вообще?
– Выдвигаемся! – сказал он, растирая окурок в пальцах. – Мало времени!
Горыныч все понял правильно, подошел к лежащему на земле бате, лег рядом, терпеливо ожидая, пока они с Севой сделают все, как надо. Подумалось, что на носилках бате было бы удобнее, но Митяй тут же отбросил эту мысль. Удобнее, вот только медленнее в разы.
10 глава