Шепот мертвых

– Мы нашли Йорка! – пропыхтел я. – Это старый санаторий у подножия гор, примерно милях в пятнадцати – двадцати от того места, где он бросил «скорую». Тут… – Но я не знал, как описать кошмар в саду. Я начал объяснять, как добраться туда, где мы оставили машину, но тут молчание агента меня насторожило. – Гарднер? Гарднер!

Соединение оборвалось. Я понятия не имел, что он успел расслышать и расслышал ли вообще хоть что-то, но перезванивать было некогда. Пол остановился посреди коридора.

– Сэм! Ты где? Сэм!

– Пол! – схватил я его. Он стряхнул мою руку.

– Он уже знает, что мы здесь. Знаешь ведь, ублюдок? – проревел он. – Слышишь меня? Я иду за тобой, Йорк!

Но его вызов остался без ответа. В пустынном коридоре было слышно только наше громкое дыхание. То ли из-за термитов, то ли из-за проседания почвы фундамент перекосило, и полы тут накренились в одну сторону, как в комнате смеха на ярмарке. Пыль покрывала все поверхности как грязный войлок. Со стен свисали обрывки обоев, с некогда великолепной лестницы в центре перила были сорваны, и перекладины торчали как шатающиеся зубы. Рядом с лестницей находился лифт, в последний раз двигавшийся десятилетия назад. Металлическая ржавая кабина была забита мусором. Тут пахло старостью и сыростью, плесенью и гниющей древесиной. И кое-чем еще.

Хоть и слабый, но сладковатый спертый запах разложения присутствовал и тут.

Пол помчался к лестнице, его шаги грохотали по деревянному паркету. Пролет, ведущий на нижний этаж, был сломан и зиял черной пустотой провала. Пол начал было подниматься, но я его остановил, указав пальцем. Если одна сторона здания, казалось, готова вот-вот рухнуть, на другой виднелась служебная дверь с надписью «Посторонним вход запрещен». Пыльный паркет между ней и входом был испещрен следами, следами человека и узкими следами шин, как от велосипеда.

Или кресла-каталки.

Сжимая в руке деревянную перекладину, Пол подбежал к двери и распахнул ее. Перед нами оказался темный служебный коридор, свет сюда проникал через единственное маленькое окошко в самом конце.

– Сэм! – заорал Пол.

Крик растаял в тишине. Вдоль коридора шло несколько дверей. Пол принялся на бегу распахивать их одну за другой. Двери стукались об стену с грохотом, похожим на выстрел. За ними оказались лишь пустые шкафы и складские помещения, в которых не было ничего, кроме паутины. Я следовал за Полом, пока мы не добрались до последней двери. Он рывком распахнул ее, и я моргнул от неожиданного яркого света.

Нас приветствовала пустая кухня.

Послеполуденное солнце освещало ее сквозь грязные стекла окон, придавая кухне зеленоватый аквариумный оттенок. В углу стояла походная койка с брошенным на нее спальным мешком. В изголовье были полки, сделанные из шлакобетонных блоков и толстых досок, прогибавшихся под весом старых книг. В огромной дровяной печи валялись сковородки, а две раковины были переполнены грязной посудой. Посередине кухни стоял обшарпанный деревянный стол. Тарелки на нем были сдвинуты в сторону, чтобы дать место аптечке, из которой торчал кусок бинта. Вспомнив покореженный руль «скорой», я испытал хищное удовольствие.

Но, только отведя взгляд от стола, я понял, что целая стена тут была покрыта фотографиями.

Йорк сделал монтаж из фотографий своих жертв. Черно-белые изображения искаженных лиц, в точности такие же, какие я видел у него дома. Их было слишком много, чтобы охватить взглядом сразу. Мужчины и женщины всех возрастов и рас, прикрепленные к стене как в какой-то жуткой галерее. Некоторые фотографии уже начали коробиться и желтеть от старости. Бумажники, кошельки и ювелирные изделия лежали под ними на полке небрежной кучей, сметенные в сторону столь же небрежно, как и жизни их владельцев.

Я неожиданно почувствовал какую-то вибрацию, что-то липкое коснулось моего лица. Я отпрянул, едва не опрокинув стул, прежде чем понял, что это всего лишь липкая лента от мух. Коромысло болотное тоже в нее влетела, еще живая, но беспомощно трепещущаяся, бесполезные метания лишь еще сильней приклеивали стрекозу. Я увидел, что ленты висят по всей кухне, усыпанные мертвыми мухами и насекомыми. Йорк не считал нужным их снимать, а просто вешал новые, пока почти не осталось свободного места.

Пол прошел туда, где возле печи лежал нож с длинным лезвием. Взяв нож, он молча передал мне деревяшку, которую принес с улицы. Она была склизкой и гнилой, но я ее взял.

Из кухни вело две двери. Пол попытался открыть одну, но ее заклинило в проеме. Тогда он саданул плечом, и она с треском распахнулась. Потеряв равновесие, он ввалился внутрь и налетел на свисающее с потолка бледное тело.

– Господи!

Он отшатнулся. Но это была всего лишь свиная туша, выпотрошенная и подвешенная за ногу на крюке. Маленькая комнатка размером со шкаф оказалась старой морозильной камерой, но затхлый запах и жужжащие мухи наводили на мысль, что морозила она не очень хорошо. На полках валялись куски мяса, а на заляпанном кровью блюде, как жертвоприношение, лежала свиная голова.

Свиные зубы и свиная кровь. Йорк не любил, чтобы добро пропадало.