Шепот под землей

Лондон первым в мире стал мегалополисом. Конечно, на эти лавры могли претендовать и Пекин, и Константинополь, и Рим. Но Лондон вырвался вперед и стал задавать тон благодаря одному-единственному фактору: он разрастался с поистине чудовищной скоростью. В девятнадцатом веке застройка двигалась в основном на запад, ибо высший и средний классы жаждали отселиться подальше от бедняков, а бедняки – от крыс. Землевладельцы, в большинстве своем аристократы, массово отреклись от своей мистической принадлежности родовым наделам и раздраконили собственные угодья, благодаря чему появились новые жилые комплексы. В Миддлсексе возникали сразу целые районы, и для всех этих новых домов, коттеджей и особняков требовалось одно: кирпич. Много-много тонн кирпича. Но, к счастью, в болотистой сырой низине к западу от Портобелло-роуд нашли богатые залежи мелкозернистой желтой глины.

Тут же появились формовщики кирпичей, и вскоре по обеим сторонам свежепоименованной Поттери-лейн задымили печи для обжига и выросли хибарки строителей – по иронии судьбы «сапожники» пока жили без «сапог». А поскольку сэндвич с беконом – наилучший способ поддержать силы перед тяжкими трудами по обжигу кирпичей, туда же подтянулись и свиноводы. Их подопечные рылись в грязи посреди улицы и опорожняли кишечники на задворках, за печами для обжига. Но одними кирпичами и бутербродами город жив не будет. И вот возник третий двигатель его роста – сеть железных дорог. Она стала обвивать своими цепкими пальцами все окрестности. Для прокладки путей требовались целые армии рабочих. И они селились там, где жилье было дешевое, пиво варилось рядом, а полиция почти не появлялась. «Гончарни и Свинарни» – вот как прозвали этот район. Именно здесь жили Юджин Бил и его землекопы, пока не разбогатели. И было у Юджина прозвище, эдакий псевдоним, взятый в соответствии с профессией. Его прозвали Экскаватором, и теперь я крепко сомневался, что это совпадение.

В самом центре «Гончарен и Свинарен» располагался искусственный пруд, полный свиного дерьма, который называли Океаном. Но даже в Викторианскую эпоху существовали какие-то нормы, и, когда город окончательно поглотил «Гончарни и Свинарни», на месте этого бассейна не стали ставить новые дома, а разбили парк. Под ним-то, как я подозревал, и находилось поселение Тихого Народа. Аккурат на уровне залежей мелкозернистой глины.

Мы долго шли по тоннелям – узким, сводчатым, сплошь облицованным гладкой керамикой. Было похоже на исключительно грязную и неухоженную станцию метро, вот только без ламп и камер наблюдения.

Нас вели тощие белые ребята в толстовках «Адидас». Они мне кое-кого напоминали, и это ни капельки не обнадеживало. Незнакомцы то и дело указывали, куда поворачивать, пару раз в темноте мелькали длинные тонкие пальцы. Но от фонариков наши провожатые шарахались, хоть их глаза и защищали узкие темные очки.

В одном коридоре я ощутил заметный сквозняк, в другом явственно расслышал стрекот сушилки, какие ставят в прачечных. Даже пахнуло кондиционером для белья.

Одно можно было сказать наверняка: если это потомки затерянной в подземке бригады тоннельных рабочих, ударившиеся в каннибализм, то они явно симпатичнее, чем в кино.

– Похоже, они слегка успокоились, – заметила Лесли, когда один из незнакомцев жестом велел нам остановиться перед какой-то дверью.

– Это потому, что мы уже в их краях, – пояснил Зак.

– Краях? – подняла брови Рейнолдс.

– В их пенатах, – сказал я.

– Вотчине, – добавила Лесли.

– Местах? – предположил я, видя непонимающий взгляд Рейнолдс.

– На районе, – бросил Зак.

– Да дошло уже, – сказала Рейнолдс.

Парень в капюшоне шагнул к Заку, прошептал что-то ему на ухо.

– Он говорит, надо выключить фонарики, – сказал Зак. – Свет режет им глаза.

Мы не торопились выполнять просьбу – на уме у всех было одно и то же. Я ощутил, как Лесли и Рейнолдс подобрались и поменяли позы, освободив руки. Рейнолдс еще и проверила, удобно ли вынимается табельный «Глок». Мы не можем иначе. Мы служим в полиции, и умение в нужный момент включать паранойю входит в список важных профессиональных навыков. Серьезно, мы и тесты на это проходим.

– Или можем просто развернуться и уйти, – предложил Зак, – лично я очень советую.

Я глубоко вдохнул, выдохнул и погасил фонарик на каске. Лесли с Заком тоже. Последней, бормоча что-то под нос, выключила свой фонарь спецагент Рейнолдс.

Первые несколько секунд ничего не менялось. А потом я как будто снова очутился под платформой «Оксфорд-серкус». Дыхание участилось, я очень старался взять себя в руки, но все равно почувствовал, что меня начинает трясти. Чья-то твердая рука ухватила меня под локоть, скользнула вниз, к ладони, и крепко сжала пальцы. Лесли, сообразил я. И так удивился, что даже забыл про страх.

Впереди открылись высокие створчатые двери. Мы увидели зал, освещаемый тусклой зеленью. Лесли выпустила мою руку.