Шепот под землей

Зал был огромный, с высоким куполообразным потолком, с которого свисала большая кованая люстра-подсвечник. Только вместо свечей там мерцали зеленые палочки. И словно пассажиры в метро в час пик, сюда толпой набился Тихий Народ.

Они были разного роста и комплекции, хотя детей я не заметил. Но большинство худые, с узкими бледными лицами и большими глазами. Краем глаза я углядел даже двоих светловолосых – правда, скорее светло-русых. Они, несомненно, составляли отдельную этническую группу. И тут я сообразил, что повел себя как всякий, кто не отличает друг от друга представителей иной расы. То есть решил, что преследовал в метро того же человека, который в меня стрелял. Даже стыдно, особенно для лондонского полукровки, который по идее должен разбираться в этом лучше других. Думаю, все дело в проклятых капюшонах.

Зак сказал, что Тихий Народ захочет нас потрогать.

– Где именно потрогать? – насторожилась Лесли.

– Просто потрогать. Представь, что они слепые. И очень многое воспринимают осязанием.

– Зашибись, – сказала Лесли.

– И ты тоже их потрогай, – добавил он. – Совсем легонько прикоснись пальчиками, чисто из вежливости.

– А больше им ничего не надо? – поинтересовался я.

– Надо, – сказал Зак. – Не повышай голос. Здесь это вроде как дурной тон.

Сказав так, он развернулся и вошел в зал.

Я последовал за ним.

Трогать меня начали сразу же. Не грубо и вовсе не исподтишка. Осторожные руки ощупали плечи, легонько сжали бедро. Кто-то кончиками пальцев скользнул по нижней губе, и я чуть не чихнул.

– О боже, – выдохнула позади меня Лесли. – Как будто мне снова пятнадцать!

В ответ я касался людей, мимо которых проходил, тыльными сторонами ладоней. Этого вроде как было достаточно. Пахли они как самые обычные люди: кто-то по́том, от кого-то тянуло едой, от кого-то – пивом. И везде слегка тянуло свиным дерьмом.

В центре зала стоял дубовый стол, узкий и длинный, в викторианском стиле. То, что он сделан из настоящего дуба, не подлежало сомнению: после всей этой глины я буквально ощущал запах дерева.

У стола нас терпеливо ожидал высокий худой человек в черном, шитом на заказ костюме в стиле семидесятых. Под стать костюму был и галстук-селедка, широкий и яркий. Глаза скрывали темные очки-авиаторы. Уголки его губ чуть приподнялись в ироничной, но вежливой улыбке.

Сила, исходившая от него, шарахнула меня в солнечное сплетение, словно звуковая волна из самой мощной в мире басовой колонки. Ничего подобного я не испытывал с тех самых пор, как повстречался лицом к лицу со Стариком – самим Батюшкой Темзой. В этой силе были гордость и трудовой пот, стук кайла по камню и запах угольного дыма. Удары молота и жар печи для обжига.

Вот черт, подумал я. Если это не сам Король-под-Горой, то я тогда директор Криклвудского отделения Женского института. Нет, ну все совпадает – только он, правда, не гном. И окажется вовсе не королем, и делают они посуду, а не мечи и не магические кольца. Но уже понятно: это еще один, мать его, гений места или какая-то столь же могущественная тварь. Найтингейл будет в ярости. Даже если, по обыкновению, не выразит свою ярость ничем, кроме поджатых губ.

– Меня зовут, – донесся до нас шепот, – Мэттью Экскаватор. А это моя дочь, Элизабет.

Рядом с ним стояла девушка в солнечных очках. Ее темные волосы были заплетены во французскую косу, которая опускалась с плеча на грудь. Лицо у нее было узкое, рот небольшой, а глаза огромные. Очки еле держались на маленьком вздернутом носике. Несмотря на тускло-зеленое освещение, я заметил, какая у нее бледная кожа, почти прозрачная. Заметил и то, как Зак отвел глаза, когда она взглянула на нас.

Бедный маленький гоблин мечтает о принцессе, понял я. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Мэттью Экскаватор указал на огромную скамью, обитую кожей и отделанную медью. Скамья тянулась от входа до самого стола. Элизабет жестом пригласила Лесли и Рейнолдс сесть напротив нее. Когда мы расселись, остальные придвинулись ближе и встали у нас за спинами. Чьи-то пальцы снова сжали мне плечи, скользнули к локтям, пробежались по спине. Они словно исследовали мою одежду, снимали воображаемые ниточки со светоотражающей куртки и довольно-таки приятно массировали шею. Классический пример ритуала груминга, как позже объяснил доктор Валид. Его практикуют наши собратья-приматы для укрепления связей внутри стаи. Еще он сказал, что хомо сапиенсы для этой цели обычно используют речь – вот почему иногда приходится болтать о всякой ерунде с незнакомцами на автобусной остановке. А потом сидишь и думаешь: за каким чертом мне это понадобилось?

Как только я сел, Экскаватор взял меня за руку и потянул к себе. Я чуть не вылез на середину стола. Он долго рассматривал мои пальцы и ногти. Потом перевернул кисть и провел по ее тыльной стороне своей мозолистой ладонью. Насмешливо улыбнулся – полагаю, из-за гладкости моей кожи – и разжал пальцы. С другого края стола Элизабет проделывала то же самое с Рейнолдс и Лесли. Зака никто не трогал. Должно быть, по поводу его рук ни у кого давно не было никаких сомнений.