После этого удовлетворённая троица, покачивая каменными торсами, гордо удалилась.
Месяц прошёл в напряжённом ожидании для всех участников эксперимента. Альберт без особой надобности снимал ботинок, чтобы полюбоваться на отрастающий мизинец. Безлицый, находясь где-то на черноморском побережье, на отдыхе, который он сам себе обеспечил, беспрерывно ощупывал свой неполноценный деторг, каждый раз с удовлетворением ощущая в руке всё большее наполнение. А профессор решил отдохнуть от учёных забот и отдался дворницкому труду с особым энтузиазмом. Своему молодому ассистенту, а теперь и пациенту, он наказал месяц и даже больше не показываться на глаза, так что пришлось вкалывать в одиночку. А вечерами обдумывал, как ему себя повести в случае безусловной удачи – обнародовать ли своё изобретение или пока сохранять его в строжайшей тайне, до лучших, как говорится, времён, когда его аппаратом смогут воспользоваться все истинно страждущие и, что немаловажно, именно на родине, а не где-нибудь за океаном, и на вполне законных основаниях. Только вот с безлицым может быть проблема…
Размышления профессора прервал условный стук. Альберт ворвался в лабораторию ураганом, тут же скинул ботинок с правой ноги и, исполнив ритуальный танец немыслимого восторга, кинулся обнимать профессора.
– Вы гений, док! Гений всех времён и народов! Вы не Ангел Серафимович, вы – Архангел Серафимович! Вы Бог! Я буду молиться на вас до конца своей жизни! Он вырос! Вырос!!!
Альберт упал на колени и принялся целовать профессору руки.
– Что, что… ты с ума сошёл! Прекрати сейчас же! – протестовал профессор, и в то же время на его страшно побледневшем лице неумолимо проклёвывалась улыбка торжества.
– Стало быть интуиция меня не подвела, – на глазах профессора навернулись слёзы. – Мы это сделали, Алик, дорогой друг!
Теперь следовало подумать, как поступить с аппаратом. Оставлять его здесь ни в коем случае нельзя. Он обязательно попадёт в руки безлицего и его команды. И тогда все благие намерения, которые послужили профессору отправной точкой в его изобретении, пойдут прахом. Потому что хозяином аппарата наверняка захочет стать безлицый, а профессор, в лучшем случае, будет при нём рабом на галере. Надо что-то предпринимать. И тут профессор вспомнил о своём давнем институтском соратнике, Иване Сабурове. Он был тогда единственным, кто поддерживал идею Ангела Горбина и негласно помогал ему проводить запрещённые руководством института опыты. По сведениям профессора, Иван Сабуров занимал ныне важную должность в какой-то организации при Академии Наук. И теперь, когда результаты налицо, он, несомненно, мог бы способствовать обнародованию важного открытия профессора Горбина и – как закономерное продолжение – аттестации его изобретения и возвращению учёного в лоно официальной науки.
Эта мысль настолько воодушевила профессора, что он немедленно принялся готовиться к «эвакуации». Ибо ситуация была им квалифицирована, как чрезвычайная. Первая удача поставила профессора на уши. Если ранее у него и были кое-какие сомнения по поводу успешности эксперимента, и он пребывал в относительном спокойствии, то теперь они исчезли окончательно. И это не могло не вызывать тревогу.
Прежде всего он скопировал на сканере все свои записи, затем тщательно перевязал листы подлинника, положил в полиэтиленовый пакет и сунул в портфель. Демонтаж аппарата назначили на завтрашнее утро. Надо было для начала приискать подходящую тару, чтобы, не дай бог, чего-то не повредить, и составить тщательную опись, чтобы любая мелочь была под контролем и ничего не пропало. И главное, надо было дозвониться до Ивана Сабурова. И это оставили до утра.
Во время скромной, но торжественной трапезы, Альберт заметно нервничал.
– Ангел Серафимович, профессор… вы не будете ругаться?
– Смотря, что ты натворил, – весело сказал профессор, он уже изрядно опьянел, и не столько от «шампанского», сколько от постигшей его эпохальной удачи.
– Ничего… Просто моя девушка…
– У тебя появилась девушка?
– Да… а разве я не говорил?
– Скрывал, милый друг, скрывал. Так вот почему ты перестал высыпаться по ночам. И что твоя девушка? Хочет со мной познакомиться, так? Не возражаю. Давно не знакомился с девушками. С тех самых пор, как мной завладела идея регенерации. Пора! Надеюсь, ты не ревнив?
– Нет… то есть, и познакомиться, да… её звать Марина…
– Только не в этом затхлом подвале. При всём том, что я провёл здесь свои самые счастливые годы, он мне смертельно надоел. Хочу на свежий воздух, на простор! Как только обделаем все дела, и я уволюсь из дворников… Пойдём в какой-нибудь открытый ресторанчик…
– Док… то есть…
– Да зови, «доком», если тебе так сподручней.
– Сейчас зима, док.
– Да? Ну тогда в закрытый. Тыщу лет не был в ресторане! А если быть точным – вообще никогда. И знаешь, хорошо бы без людей, – с этими словами профессор достал из тумбочки пять пачек зелёных, подброшенных безлицым. – У меня и припасено на это случай. Закажем отдельный столик за перегородкой… Сейчас есть такие?
– Кабинет? Наверное…