Шепот теней

– Речь не об этом, как вы не понимаете, мистер Лейбовиц. Вина того человека доказана, следовательно, он виновен. Завтра начнется процесс, его приговорят к смерти и расстреляют. И тот, кто попытается этому помешать, подвергает себя смертельной опасности. В этом отношении в нашей стране ничего не изменилось.

– Вы хотите меня запугать?

– С чего вы так решили? – Этот вопрос Тан задал нарочито несерьезным тоном, который должен был окончательно сбить собеседника с толку. – Я просто хотел предупредить вас и вашего друга, комиссара полиции. Председатель комиссии по расследованию убийств – мой хороший знакомый, и он, конечно, не придет в восторг оттого, что один из его подчиненных действует против него. Вы оба очень рискуете, вы и этот, как там его… Чжан, кажется? – (От изумления Пол лишился дара речи.) – Я знал в Сычуани одного…

– Достаточно, – перебил он Тана. – Мы с комиссаром давно знакомы, и он успел рассказать мне о вашем общем прошлом.

«Главное, спокойствие, – повторял про себя Тан. – Главное, донести до рта этот кусочек утки. Эту дрожь в руках надо унять во что бы то ни стало. И тщательно все пережевать, потом запить… Как долго все это может продолжаться? Имеет ли такое преступление срок давности? И что вообще известно обо всем этом Полу Лейбовицу? Неужели Чжан рассказал ему о том случае в монастыре?» Тан не мог себе такого представить. Но если Чжан до сих пор его не выдал, с какой стати ему теперь давать волю языку перед этим иностранцем?

– И как давно вы дружите?

– Больше двадцати лет.

– О, это впечатляет… – Тан изобразил на лице восхищение.

– Чжан вам обо мне рассказывал, я надеюсь, только хорошее?

– Не так много, – покачал головой Тан. – Мы с ним очень давно не виделись. – Тан силился угадать, сказал ли гость правду или в очередной раз пустил в ход актерский талант, пытаясь сбить его с толку. – Уже не помню, когда мы встречались с ним в последний раз. Но мне было бы интересно поговорить с ним.

– Сомневаюсь, что эта встреча будет вам обоим приятна, – возразил Пол. – Ваши представления о правде, во всяком случае, совершенно расходятся.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Дэвид не лжец, я ему доверяю.

– Наши чувства часто бывают обманчивы.

– Вы циник. Я давно знаю Дэвида, у него нет причин мне лгать. Он один из самых честных людей, каких я только встречал в жизни. Кроме того, доверие – единственно возможный путь, у нас просто нет выбора.

– Вы идеалист. Я, к примеру, убежден совершенно в обратном: сомнение – вот наш единственный путь. И другого нет.

– Но Дэвид ни разу не давал мне повода в нем усомниться.

– Он китаец.

– Ну и что? Надеюсь, вы не имели в виду, что ни одному китайцу нельзя верить?

– Лично я не верю ни одному. Из моего поколения, по крайней мере.

– Это безумие. Абсурд!

– Вы меня как будто не слушали. То, что я вам рассказывал, – не сказка!

Тан осекся. Он должен держать себя в руках. Пол Лейбовиц явно не из тех, на кого можно повышать голос.

– Я понимаю, – кивнул Пол.

– Вы и представить себе не можете, сколько раз на моем веку ложь выдавалась за правду, а правда за ложь, – спокойно продолжил Тан. – Сколько раз дети предавали родителей, а ученики учителей. Сколько лучших друзей написали друг на друга доносы. Неужели нужно самому пережить все это, чтобы в это поверить?

– Нет, но культурная революция закончилась тридцать лет назад.

– Ну и что? Что такое тридцать лет? Меньше половины человеческой жизни! Кому довелось своими глазами видеть эту чистку, не забудет ее до конца своих дней. Никогда, вы слышите! И тот, кто отказался от собственного отца… – Тан снова осекся.

– Я понимаю, – после долгой паузы повторил Пол.

– Вы не понимаете, – в тон ему возразил Тан.

Он больше не мог скрыть волнения, воспоминания одолели его окончательно.

– Я пытаюсь понять, – поправился Пол. – И все-таки за последние тридцать лет Китай сильно изменился.

– Я тоже обратил на это внимание, – отозвался Тан. – Улицы стали шире, а дома выше.

– Вы серьезно?

– Разумеется, нет. Здесь ничего не меняется, поймите. Только американец может поверить в какие-то перемены. У каждого из нас свои тайны, ваш друг не исключение. А человеку, который от вас что-то скрывает, доверять нельзя.

– Пусть скрывает, если ему так хочется. Мне нет дела до его тайн.

– Вы шутите?

– Нет, не шучу.

– Да знаете ли вы, чем он занимался во время культурной революции?

– Конечно, он помогал крестьянам убирать урожай. Трудился с утра до вечера, чтобы доказать преданность делу революции, и расплачивается за это до сих пор. Он страдает от боли в колене, ревматизм.

– Ревматизм, значит? – повысив голос, переспросил Тан. – Чжана можно считать счастливцем, если его страдания ограничиваются этим.

– Что вы имеете в виду?

– Он не рассказывал вам, что был со мной в одной рабочей бригаде?

– Рассказывал.

– И о том, как мы с ним хорошо работали, тоже?