Шепот тьмы

Прайс сидел, словно высеченный из камня, его челюсть была стиснута, взгляд устремлен вперед. Когда он не двинулся, Эрик сделал это за него, опустив стекло до тех пор, пока в образовавшуюся щель не ворвался ветер, обдав его холодом. Это было неправильное решение.

Первым на них обрушился запах дыма. Он проникал в машину спиралями. Обжигал воздух, окаймленный еще тлеющими полосками крошащейся бумаги. Впереди, на площади кампуса, толпились люди. Пожарные машины выстроились вдоль дорожки, сирены мигали красными и синими, синими и красными, красными и синими огнями.

– Что за черт? – Вопрос прозвучал с заднего сиденья, от Маккензи, но это чувство отозвалось во всех машинах. Прайс распахнул дверь, он уже бежал вовсю. На дальней стороне квадрата дым поднимался в воздух огромными серыми столбами.

Глубоко в лесу горело Святилище.

52

Делейн могла видеть мертвых.

Это было первое, что она заметила. Они стояли как часовые, в кои-то веки молчаливые и неподвижные, а не хватались и корчились, разрывая землю, по которой она шла. Они стояли у краев распахнутой двери, их лица были исхудалыми и бесплотными, впадины под глазами пылали. Они наблюдали за ней, а она за ними, и у нее возникло четкое ощущение, что они ждут ее.

«Они здесь, – сказал голос, которого она так ждала. Голос, который она ненавидела, на который жаловалась. Голос, которому она в самых глубоких, темных уголках души начала доверять. – Они всегда ждут тебя, Делейн Майерс-Петров. Ты – тепло, за которое цепляются умирающие существа».

Комната вокруг нее была охвачена пламенем. Справа от нее была какая-то фигура. Сгорбленная, дрожащая и испуганная фигура. Его лицо было исполосовано красными дорожками, которые он нанес собственной рукой. Его глаза были большими и черными. На подбородке была слюна.

– Помогите, – сказал Ричард Уайтхолл, пытаясь встать. – Помогите мне.

Она отошла за пределы его досягаемости. Вне его прямой видимости. Лейн пыталась, как и последние несколько минут, вспомнить, как она сюда попала. Здесь она впервые столкнулась с Нейтом. Здесь, где она написала свое имя на стене. Здесь, в этом месте, в конце всех событий.

Она знала, чего оно хочет от нее. Оно хотело, чтобы она умерла.

«Я не хочу, чтобы ты умерла, – возразил вечно присутствующий голос. – Просто ты умрешь, прежде чем наступит конец. Ты сильна, Делейн Майерс-Петров, но кости смертных гнутся лишь до тех пор, пока не сломаются. И работа, которую я должен сделать, сломает каждую из них».

– Почему? – Она задала этот вопрос вслух, снова и снова поворачивая пенни в руке. Цепляясь за него. – Почему ты здесь? Зачем вообще пришел?

Двери были открыты слишком долго. Путь через ад не был предназначен для живых людей.

– А как же Колтон? – Его имя было едким на вкус на ее языке. Оно что-то перевернуло внутри нее. Колтон Прайс, которого она ненавидела. Колтон Прайс, которого она любила. Колтон Прайс, который взял ее руки и поцеловал, когда недра загробного мира трещали вокруг них. Он провел ее через ад и обратно, и глазом не моргнув.

Колтон Прайс, который был чем-то другим.

«Этот мальчик сделан из ада, – прозвучал голос. – И он из него. Он давно выменял частичку себя. Этим он заслужил право пересекать наши поля невредимым».

Асфодельные поля. Елисейские поля. В желудке у нее был камень. Ее мечты сбывались и сбывались.

«Покончи с этим», – шептала темнота.

Покончи с этим, покончи с этим.

На фоне клубов дыма фигура Ричарда Уайтхолла застыла неподвижно. Его слабые крики затихли. Делейн пощупала себя, ожидая что-то почувствовать. Боль. Ужас. Но в груди была лишь тупая пульсация пустоты. Только онемение. Только имя, бьющееся как пульс.

Колтон. Колтон.

Колтон, полный секретов. Колтон, который держал свою истинную сущность в тайне. Он вырезал части самого себя. Мертвые подхватывали ее мысли эхом, звук отпечатывался на их пелене. Колтон. Колтон. Колтон. Они скрежетали зубами. Они рвали свои скальпы. Они мерцали и гасли в истошных, одержимых криках. Она осталась неподвижной и уставилась на тело на полу.

– Он мертв? – спросила она. – Уайтхолл?

Смех пронзил ее, как дрожь.

«Мой брат перешел из своего старого тела в это. Он приспосабливается не так хорошо, как ты. Он уже начал увядать. Он уже начал истощаться. Мой брат не из милосердных. У него голод, который невозможно утолить. Он любит играть в игры».