Он оттолкнул ее от себя с рычанием, достаточно сильным, чтобы она растянулась на полу. Ее копчик глухо стукнулся о твердое дерево. Завтра на этом месте будет синяк, сердитый и темный, но пока существо у его ног казалось совершенно невозмутимым. В ее темном, как у змеи, взгляде мелькнуло веселье. Ее улыбка была жестокой, кривой.
– Так легко дергать тебя за ниточки, марионетка.
– Скажи мне, почему ты здесь, – потребовал он.
– Потому что, – ответило существо, – как и ты, я ищу своего брата. – Смеясь, Делейн начала карабкаться вверх, ее конечности были расположены под разными углами, волосы рассыпались бледными паутинками. Его сердце заколотилось так высоко в горле, что Колтон подумал, что задохнется.
– Хватит, – сказал он. – Affatim.
– Тебе не надоело спорить со мной, Си Джей? – Она моргнула только для вида.
– Sed non obligant. – Прощание на ночь, а не навсегда. Он повторил это еще раз, для убедительности, на этот раз четче, чем раньше. – Sed non obligant.
Последовал вздох. Делейн вздрогнула. Ее глаза закатились за веки. На этот раз она упала с изяществом. Как сказочная дева, околдованная ядом. Укол пальчиком. Такая маленькая. Ее глаза дрогнули, тяжелые от сна.
– Колтон?
Он был рядом с ней через секунду, обхватив ее рукой за плечи.
– Ты упала прямо с кровати. – Ложь. Снова ложь. Он так устал лгать ей. – Плохо сработано, Уэнздей.
– Хм. – Она потерялась в дымке сна, уткнувшись лицом в его грудь. Ее дыхание, низкое и медленное, касалось его. Он забрался в постель рядом с ней, замечая тиканье часов, опускающуюся луну, розовый румянец на ее щеках. Тени толпились, приближаясь, и он почувствовал себя одним из этих теней, прижавшимся к ней, отчаявшимся и испуганным.
Он осознавал иронию. Осознавал, каким эгоистом был. Искал утешения у нее, когда это была его вина, только его вина. Но он бы провел всю свою жизнь, прижимаясь как можно ближе к ее теплу. Он не мог остановиться сейчас.
– Кажется, я упала с кровати, – пробормотала она, и тут он вспомнил, что она не слышала – оставила свой имплант на тумбочке у его кровати. Зевнув, Делейн прильнула к нему, поглаживая себя по спине. – Завтра у меня будет ужасный синяк. Я уже чувствую это.
37
Делейн проснулась от солнечного света.
Час был поздний. Она чувствовала это в мутной тишине своей головы, в усталом грузе своих костей. Было поздно, и все же ее кожа была окрашена в золотой цвет, позолочена немыслимым рассветным слепящим светом, который заставил ее попятиться назад от его блеска. Ее пятка ударилась о тяжелую жестяную банку, и она покачнулась, упершись зубами в стену. Каждая часть ее тела была липкой, мокрой и холодной. Она закрыла глаза и посмотрела на солнце, пульс участился. Там, в неподвижном световом мареве, стояла сужающаяся тень мужчины.
Солнце зажглось.
Включился верхний свет. Делейн осталась смотреть на остывающую лампу малярного светильника. Перед ней стоял Колтон, его радужные оболочки были окольцованы белым. Рот представлял собой жесткую, неулыбчивую линию. Отбросив свои мысли, она попыталась собрать воедино обломки своего подсознания.
Она не могла вспомнить, что ей снилось. Не могла вспомнить, как проснулась.
Сдвинувшись с места, она обнаружила, что ее лодыжки запутались в забрызганном краской льняном покрывале. Кожа была липкой, голые руки потрескались от штукатурки. Она была в футболке Колтона, в боксерах Колтона, ее кожа была измазана краской, как дегтем. Она сделала слабую попытку оттереть ее. Краска въелась еще глубже, испортив белый хлопок его рубашки.
Пара свободных от краски рук нашла ее лицо, обхватила ее челюсть. Она подняла подбородок, пока ее глаза не встретились с глазами Колтона. Нахмурив брови, он внимательно изучал ее, кончики его пальцев были в оттенках красного, золотого и черного. Снова и снова его взгляд переходил на стену над ее плечом.
– Что? – спросила она и почувствовала, как ее голос заскрежетал. – Что это?
Повернувшись, она увидела стену. Там, где раньше распускалась бабочка, золотая и незаконченная, теперь был черный сердитый узор. Под ним она нарисовала пальцем одно слово красным цветом. Sequestrum.
У нее свело живот. Колени подкосились.
– Боже, Колтон. Мне так жаль…
Он поднес большой палец к груди, разведя пять пальцев. «
У нее перехватило дыхание, она нахмурилась, глядя на него. Ее нервы были как потрепанная бумага. В голове стоял тяжелый металлический крик.
– Это не нормально, – сказала она. – Что из всего этого нормально?