Шёпот в ночи. Сборник рассказов

– Более чем. Как ты уже заметил, ближайшее княжество находится довольно далеко отсюда, прямо за лесом и горной цепью. Это, браток, прихоть короля Асмунда. Мой папуля постарался на славу, подняв однажды бунт. Он отказался подчиняться тогда еще новоизбранному монарху небольшого королевства, построенного вокруг почти разрушенного эльфийского города под названием Рейнсград, и поплатился за это – его изгнали. Большую часть княжества уничтожили. Если раньше на юге владения моего покойного отца ограничивал лес, а на западе – другое княжество, то сейчас национализированную часть территории Асмунд превратил в еще два княжества, загнав теперь уже меня в полную… Кхм-кхм. Сам понимаешь. Ну, ближе к делу. Асмунд оставил княжество в покое лишь тогда, когда на города начали нападать всякие страховидлы. Мы от них избавились лишь спустя тринадцать лет, и началась спокойная жизнь, пока не появились тролли. Жители так долго жили в мире, что не сразу поверили в происходящее, но когда просекли, что происходит – началось брожение. Пока я искал какого-нибудь наемника, они взяли все в свои руки. Первой жертвой стал кузнец, Ротгар. Когда я увидел его, вернее – то, что от него осталось – жутко расстроился, потому как таким мастером был… Нигде такого не найдешь. Единственным положительным моментом была вероятность того, что крестьяне успокоятся и подождут приезда спасителя, но не тут-то было. Решили снова попробовать, я в итоге конюха потерял. Бедолагу привезли на телеге едва живым. Теперь круглыми сутками лежит в постели, пускает слюнки да в потолок смотрит.

– А Просвещенные? – спросил паладин, отложив обглоданную куриную ножку, – или другие паладины? Слыхал я, что многие паладины Роух Тора переехали в Рейнсград после падения Каменных сердец, неужто ни один не доехал до вас?

– Ни одного не видел, клянусь памятью своего отца, ни одного! А Просвещенные… Хе-хе. Посещали нас, как же. Вот только лучше бы эти идиоты не приезжали вовсе. Приехал, значится, какой-то молокосос… Одет был как какой-то бродяга: лоснящаяся, грязная одежда, кривой посох, больше напоминающий обычный сук… В общем, кретин. А самое забавное то, что он пытался выторговать поимку троллей на целых десять, мать его, тысяч! Понимаешь, Эрик? Десять, мать его так-растак! Ну, я и послал этого стервеца на три буквы; пригрозился ему, помнится, эшафотом, если не уберется. Он, понятное дело, свалил, но обещал какую-то порчу навести на меня.

– А с тех пор какие-нибудь изменения замечали? – вдруг спросил Эрик.

– Смотря, что ты имеешь в виду под изменениями…

– Кошмары, – быстро сказал паладин. – Депрессия, может, находили что-нибудь в постели? Иглу, клык, коготь… Хоть что-нибудь…

– Не-а, Эрик. Ничего из перечисленного не было… Слава Старым Богам!

Замолчали.

Следующие несколько минут тяжелого молчания прерывало громкое чавканье князя, который не переставал уплетать яства и уже взялся за очередную пулярку.

– У тебя есть какие-нибудь вопросы? – спросил монарх, проглотив кусочек мяса. – Может, что-то хочешь спросить?

– В общем-то нет. Все, что нужно я узнал.

– Тогда скажи, когда возьмешься за работу?

– Завтра. На закате.

– Ну, лады, братец. Желаю тебе удачи! Выход сам найдешь.

4

Закат побеждал медленно, словно – нехотя. Свет тускнел, исчезал отовсюду, уступая место мраку, ползущему по дну рытвин и колдобин вместе с клочьями бледного тумана, который не желал покидать лес уже несколько десятилетий.

Солнце коснулось горизонта. Размытый огненный диск отбросил на округу рубиновые лучи, с трудом пробивающиеся сквозь дебри и мокрый липкий туман. Изменчивое серое состояние между кромешной тьмой и частичным присутствием света могло сбить обитателей этого леса с толка. Но только не Эрика. Он знал, что наступает ночь. Темная, полная ужасов ночь, не предвещающая ничего, кроме предстоящей схватки с троллями.

Царствующие в этот миг тени, отбросили на тропу изысканный орнамент, опутывающий весь мир вокруг паладина.

Эрик сошел с тропы в нужном месте, и накинул капюшон. Двигающиеся к эфесу меча пальцы оплели рукоять, потянули меч – вон из ножен. Лес наполнился тихим шелестом серебряного клинка. Руны, вытравленные почти по всей длине, загорелись ярко-голубым холодным светом.

Окруживший его лес засыпал. Гомон птиц затих. Тихий хруст хвороста, нарушавший хрупкую тишину, канул в вязкую тишь. Лишь шелест листвы и скрип сгибаемых ветром веток нарушал гармонию.

Огляделся.

Дубы, произрастающие на сухой почве, мало походили на своих собратьев в других уголках Лирии. Они не могли сравниться со своими северными собратьями совершенно ничем. Их убогие стволы, покрытые рубцами, не смогли бы сравниться с величественными стволами вышеупомянутых; а чахлые кроны выглядели бы жалко на фоне разлапистых кущей собратьев.

Паладин направил клинок вперед. Бросил пару взглядов по сторонам – на кустарники.