Шепот в ночи

Измученная родами мать вся сжалась, как будто эти слова ее бледного мужа, абсолютно чужого ей, причинили ей физическую боль. Она отвела от глаз спутанные пряди мягких каштановых волос, но не посмотрела вниз, туда, где под боком у нее корчился кричащий младенец. Слишком хорошо она понимала, почему ее набожный муж так настроен против ее темноволосого новорожденного, совсем не похожего на него самого и почти полностью повторявшего другого.

— Смертная душа моего проклятого отца покинула его, как только это существо сделало первый вздох. Да, дьявол продолжает жить, но это проклятое колдовство Родэйра будет побеждено благодаря божественному свету моего Габриэля.

Элинор не стала спорить с решением Сирила, чтобы ребенок носил имя своего проклятого отца. Она не стала бы этого делать, даже если бы и могла противоречить своему мужу и господину. Как и первый, ребенок при крещении получит имя Родэйр и, как и первый, несомненно, будет назван Дэйр-Дьявол. Несмотря на свою невинность при рождении, он обречен нести бремя прошлых чужих грехов.

Жемчужные слезы струились из-под спутанных прядей, но под тяжестью собственной вины Элинор не могла, не хотела взглянуть на новорожденного. Не захотела и тогда, когда Клева взяла маленький сверток. И в дальнейшем она старалась делать это как можно реже.

Глава первая

Замок Кенивер, 1227 год

— Вот идет жена-девственница.

Эти негромкие слова, хотя и мягко произнесенные, уничтожили темную умиротворенность подернутых туманом осенних сумерек, подобно невидимому порыву холодного зимнего ветра.

Остановленная звуками низкого голоса, в котором слышалось изумление, Элис опустила невидящий взор на черную плодородную землю под ногами. Здесь, в тенистом саду за замком, ее застигли врасплох эти внезапные слова, и она тотчас же забыла и о грядках вокруг, и о своем спутнике.

Одна-единственная мысль билась в сумятице чувств и страстных воспоминаний, оживших так неожиданно. Дэйр вернулся. Два года миновало со дня их последней встречи, но ее цепкая память сохранила и его редкую, медленную улыбку, озаряющую мрачное лицо, и отсвет этой улыбки в холодной усмешке голубых ледяных глаз. К счастью, ее опасения не подтвердились. Ведь она боялась за жизнь Дэйра. О, как она боялась! Так было всякий раз, когда ее отец посылал своего любимого рыцаря вместо себя воевать на стороне короля.

Считалось, что одержимые дьяволом не уязвимы в бою и что щит, спасающий Дэйра-Дьявола от смертельных ударов его врагов, имеет дурное происхождение. Элис не верила, что это так. Несомненно, Дэйр наносил мощные удары с блестящим мастерством и был везуч. Ее вера в его воинскую доблесть была непоколебима. Однако с каждой бесконечной войной короля Генриха эта вера постепенно слабела, так как Элис знала, что фортуна переменчива. Она всегда боялась, что на сей раз его невиданная удача отвернется от него, и он вынужден будет своей смертью полностью расплатиться за то, что было дано ему лишь на срок.

Поэтому с возвращением Дэйра чувство облегчения горячей волной захватило ее. Вновь его воинское искусство помогло ему нащупать слабое звено в обороне противника. Наиболее уязвимую точку он обнаружил и в ее обороне и обрушил на нее свои насмешливые слова. Она так живо представила его мысленно, что ей не нужно было оборачиваться, чтобы его увидеть. Он был красавец-рыцарь, статный, очень высокий даже по сравнению с товарищами. Ее же при ее маленьком росте он просто подавлял.

Гордость никогда не позволит ей предстать перед ним старой девой. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Следующими словами он еще глубже ранил ее душу.

— Может быть, это уже не так?

Дэйр, конечно же, знал, что ничего не изменилось, но прозвучавшее в его словах намеренное оскорбление ее достоинства вынудило ее резко обернуться и встретиться с ним взглядом. При этом ясные зеленые глаза ее метали молнии, а лицо стало бледным от гнева, и на нем внезапно проявились незаметные обычно веснушки. Огненно-рыжие волосы, какие были у нее в детстве, приобрели теперь глубокий каштановый цвет и к тому же всегда были скрыты под скромным головным убором — барбетом, но темперамент, им соответствующий, остался по-прежнему пылким. Когда бы они ни встретились, ему всякий раз приходилось сначала пробивать броню ее самообладания, в которую она стремилась заключить свой непокорный нрав. Не сразу ему удавалось освободить таившееся в ней пламя.