Шепот в ночи

— В вас слишком много огня, чтобы погубить вашу молодость в холодном целомудренном браке с мужем-ребенком. — Хотя Дэйр лишь коснулся ее губ и тихонько отвел краешек барбета, чтобы погладить теплую, нежную округлость щеки, улыбка тут же сошла с его лица, и он мысленно обругал себя болваном. За все годы, что они оба прожили в замке, такого еще не было. Реакцией на его ласку был чистый восторг. Тем не менее ему не следовало так поступать, ведь это могло лишь добавить ему мучительных грез о шелковистой коже и трепетных губах, грез, которые никогда не сбудутся.

Элис сочла слова Дэйра косвенным доказательством того, что он понимал беспочвенность своих яростных нападок. Слова охладили ее, но его прикосновение зажгло в ней совсем иной огонь. Это совсем не нужно, она должна уйти. Должна была, но не могла. Сколько она себя помнила, она была очарована дерзким мальчиком, теперь превратившимся в пламенного мужчину. Теперь она сделала неожиданное открытие: своей нежностью он мог сломать ее самообладание, которому научил ее отец, а насмешками лишь воспламенял ее. Беспомощно барахтаясь в голубых лужицах, прежде подернутых льдом, а теперь отражающих блики самого жаркого огня, Элис не могла вздохнуть. Она почувствовала, что невидимая искра, как молния, пронзила ее с головы до ног.

Наблюдая, как она отреагировала на одно его прикосновение, Дэйр испытал чисто мужскую ярость. Знала ли эта жена-девственница причину такого своего страстного отклика? Нет, наверняка совсем не знала, и, поняв это, он снова молча отругал себя за то, что позволил себе это невинное удовольствие. Ее очевидная уязвимость была еще одним доказательством того, что между ними протянулась никогда ранее не признаваемая, едва заметная нить доверия. Элис не могла ни о чем догадаться по неопытности, но он-то сразу все понял. Безумие. Это безумие. Тем не менее, он не мог разорвать эти узы (по правде говоря, он и не хотел их полностью разрывать — разве что немного ослабить).

Обычно Дэйр не считался с правилами, которыми руководствовались другие, но там, где дело касалось Элис, все было иначе. Уголок его рта приподнялся в циничной самоуверенной усмешке. Он давно понял, что ореол опасной таинственности притягивает к нему даже самых надменных женщин. Почти без всякого усилия со своей стороны он мог добиться практически любой женщины, которую желал, кроме той, которую он жаждал более всех. Элис — единственная — была недоступна, запретна для него. Он успокаивал себя тем, что такова тайна ее обаяния. Безусловно, если он удовлетворит свою страсть к этому нежному созданию, жажда будет утолена и больше не станет его томить. Тщетная надежда, но, к счастью, он об этом не узнает.

С лица Дэйра исчез малейший след насмешки, а появившаяся улыбка была столь очаровательна, что Элис стало только хуже. Эта редкая улыбка была исполнена обещания запретных восторгов и соблазна недозволенных наслаждений. Она была так соблазнительно привлекательна! Зеленые глаза внезапно широко раскрылись. Так вот какова его улыбка, против которой не могла устоять ни одна женщина. Наверное, ей тоже не удалось бы ему отказать. Никогда раньше она так сильно не поддавалась его очарованию. Она почувствовала (к стыду замужней женщины), что и с ней может случиться такое. Запоздало обороняясь, она потупила взор. Но, даже глядя вниз на землю, на ровные грядки, она чувствовала его присутствие. Не удивительно, что женщины роятся вокруг него, как пчелы в улье. Элис старалась сопротивляться, как могла (иногда ей удавалось), но на самом деле ее всегда тянуло к Дэйру. Ей казалось удивительным, что ни разу раньше она не выдала своей преступной тяги к тому, кто бы должен быть ей братом.

Когда она была еще совсем ребенком, Дэйр вместе со старшим братом Габриэлем прибыл к ним в замок к ее отцу, своему опекуну. Она росла, считая обоих мальчиков братьями, но со временем обнаружила, что не может наладить с Дэйром такие же товарищеские отношения, что сложились у нее с тихим и нежным Габриэлем. Не в состоянии больше прятаться от вызывающего взгляда дерзких голубых глаз, она обратила свое лицо к рыцарю, столь долго отсутствовавшему. Легкая морщинка, перерезавшая лоб, придала ее лицу выражение немой мольбы.

Дэйр увидел, как ее зеленые глаза расширились и стали глубокими, как будто приготовились поглотить его в свою бездну. Только чувство вины за то, что он, опытный мужчина, пробует свои чары на наивной девушке, и сознание того, что жестоко и дальше использовать ее беспомощную наивность, не позволили ему взять награду, которой он недостоин. С любой другой женщиной у него не было бы сомнений, но не с Элис, ни в коем случае не с Элис. Усмешка опять появилась на его устах, но теперь она отражала его собственные проблемы. Без сомнения, его семья, отвергнувшая его, заслуживала плохого к ней отношения. Прожженный до мозга костей, он нимало не заботился ни о чем и ни о ком, кроме этой маленькой, но пламенной девушки. Беспокоясь и тревожась за нее, он взял на себя смелость предупредить о тех опасностях, которые таятся в ее страстной натуре.