Шепот весны

Петер пожал руку Францу, и Илона встала, чтобы проводить гостя.

Они весело расхохотались в прихожей, и он понял, что их пикировка носила чисто дружеский характер.

Неожиданно для самого себя Петер позавидовал легкости и естественности их отношений. Но упоминание о портрете над кроватью Франца не давало ему покоя, заставляя сомневаться в том, что они всегда были платоническими.

Петер не осознавал, что ревнует Илону. И ревнует не к прошлому, а к настоящему. Доселе незнакомый с этим чувством, он принимал его за обычный инстинкт собственника, не желающего ни с кем делиться.

Однако ощущение было настолько сильным, что заставило его стремительно вскочить на ноги и с грохотом уронить стул. Опомнившись, Петер налил в опустевший бокал вина и прошел на застекленную веранду. Там, в мастерской, из него и вылез истинный Адлер…

6

Он решительно шагнул к мольберту и сорвал покрывающую его материю!

Но что за чудеса? Холст был пуст, как мир в первый день творения. Чувствуя, что его одурачили, Петер сделал шаг назад, поднял глаза и… увидел Илону.

Она тихо подошла сзади и теперь стояла в проеме двери, спокойно наблюдая за ним.

— Я только хотел взглянуть на одну из ваших работ, — пояснил Петер, но в его тоне не прозвучало извиняющихся ноток.

— Вы имеете в виду обнаженную натуру? — как ни в чем ни бывало осведомилась Илона. — Но у меня остаются только наброски, сами портреты я сразу же продаю.

— А картина, которая висит над кроватью вашего шефа? Вы тоже ее продали? Или подарили? — Это было сказано еще более резким тоном. — Так сказать, за оказанные услуги.

Промелькнувшая на ее губах улыбка окончательно вывела Петера из равновесия. Лицо его исказилось от ярости, и Илона сжалилась…

— У вас нет причин ревновать меня к Францу, — тихо сказала она и, покачивая бедрами, направилась в его сторону. — Я же говорила вам… Он никогда не был моим любовником. И не будет.

Она взяла пустой бокал из его вдруг похолодевшей руки и поставила на стол среди кистей, затем вынула из ушей серьги и опустила в бокал. У Петера перехватило дыхание, когда она повернулась к нему, ласково обняла за шею и погладила по волосам.

— Ведь он, к сожалению, не ты. — Она произнесла это невероятно нежно. — А ты… ты будешь моим любовником, Петер? Будешь? — повторила она, лаская кончиками пальцев его затылок.

— Ты настоящая ведьма, — хрипло проговорил он, слабея с каждой секундой. Разумом он еще пытался сопротивляться, но тело готово было капитулировать.

— О-ох, — выдохнула она горячо, затем встала на цыпочки и облизала его губы кончиком языка.

— Еще, — простонал он, когда она снова повторила это движение и, дразня, отодвинулась. — Ну же, еще!

И она выполнила его просьбу, а потом вдруг жадно впилась в его губы. Петер тяжело задышал, почти теряя сознание. И вот тут-то последним усилием воли он и заставил себя открыть глаза. Черт возьми! Что он делает? Никогда прежде он не разрешал женщине брать инициативу в свои руки в любовных делах. И вот…

А что, если именно этого она и добивалась? С первых же прикосновений поработить его, превратить в тряпку, слизняка…

Он вдруг увидел ее отношения с мужчинами совсем с другой стороны. Она подавляла их, лишала характера и воли, заставляя безропотно принимать ее превосходство. Значит, и его ждет та же участь?

Ни за что и никогда! Внезапно Петер ощутил невероятный подъем духа, — нечто подобное он испытывал, стоя на трамплине. Одна минута, и ты уже в воздухе, — паришь над бело-голубым склоном. Но как же трудно оттолкнуться и сделать этот последний шаг…

И все-таки Петер решился.

Он заломил ей руки за спину, схватил за волосы и заставил закинуть голову. Ее нежная шея покорно выгнулась перед ним.

— Нет, — простонала она.

Но в ее невнятном бормотании было гораздо больше страсти, чем страха! Ей нравилось чувствовать его власть, и Петер понял это.

— Да, — победно прошептал ей на ухо и, не медля, впился губами прямо в маленькую ямочку у основания шеи.

Его возбуждение достигло предела, когда он ощутил тоненько пульсирующую жилку. Жадно приникнув к этому еле заметному биению, его губы, оставляя жаркий след на шее, скользнули вверх, к ушной раковине. Его горячее дыхание обожгло мочку, и язык стал проникать глубоко внутрь.

Илона задыхалась от страсти. Ее протяжный прерывистый стон подстегнул его желание. Он с силой прижал ее к себе, не давая пошевелиться.

Да она и не сопротивлялась, только смотрела на него широко открытыми, удивленными и глазами, с нетерпением ожидая продолжения…

Никогда прежде Петер Адлер не ощущал себя таким сильным, таким всемогущим. Он покорил это дикое, необузданное, вольнолюбивое существо!

— Знаешь, — сказал он почти весело, неся ее на руках в спальню. — Ты будешь сверху только в постели и только тогда, когда я тебя об этом попрошу.

Комната светилась белизной — точно свадебный наряд невесты!

Непостижимая женщина! Однако размышлять было некогда.

Петер, не мешкая, положил свой драгоценный груз на высокую медную кровать с белым кружевным одеялом. Затем начал быстро сбрасывать с себя одежду.

Илона неподвижно лежала с широко открытыми влажными глазами.