Кашляя, совершенно обессиленный, он сел на земле. Голова все еще кружилась. Он вытер руками рот, стер слюну. Затем и головокружение унялось. Он с удивлением смотрел на лужицы из пюре и рыбных палочек в соусе. Прямо перед собой на плитах он увидел ступни в красных балетках. Одна щиколотка была обвита цепочкой, на которой качалось маленькое красное сердечко. «Такое же красное, как туфли. Опять я все испоганил», – подумал Симон безо всякой связи. Вдруг ноги, будто их расколдовали, быстро шагнули назад. Симон услышал над собой вскрик отвращения. В раздражении подняв голову, он увидел испуганное лицо Мелины.
– Ой, привет, Симон…
Больше она не сказала ничего.
37
«В ад! Туда, где тебе место!» Казалось, эти полные ненависти слова отскакивают от кафельных плиток в ванной комнате Майка, где Симон приходил в себя. Он старался не прислушиваться к голосам в голове. Держась рукой за стояк, он отвернул кран и сунул голову под струю воды.
Пришлось потерпеть некоторое время, но холодная вода сняла шок. Симон держал голову под водой, пока не свело холодом затылок. Только тогда Симон оперся о край ванны и взглянул на себя в зеркало. На него смотрело пепельно-бледное лицо с мешками под глазами и покрасневшими веками. Он снова столкнулся с ужасом – и печалью, необъяснимой, глубокой печалью. Что пошло не так? Почему его фантазии приобретают такие отвратительные черты? Когда это наконец закончится? Хватит и того, что он лишился родителей столь ужасным образом. Почему его до сих пор мучают эти жуткие видения? «Это твое чувство вины, – как в свое время сказал доктор Форстнер, и сейчас эти слова всплыли в памяти. – Потому что ты выжил, а твои родители – нет».
– Неужели это никогда не кончится? – шепнул Симон отражению в зеркале.
Но бледный худой подросток с глубоко запавшими грустными глазами не знал ответа. Взгляд Симона наткнулся на туалетную полочку рядом с зеркалом, где лежали бритвенные принадлежности Майка. Яркий безжалостный свет верхней лампы высветил бритву, и Симон почувствовал, как шрамы на запястьях снова зачесались. «Нельзя об этом думать», – снова услышал он в своем мозгу голос Каро. Ему казалось, будто она смотрит ему через плечо. Хотелось бы, чтобы так и было сейчас.
– Может, мне позвонить доктору Форстнеру? – прошептал он самому себе. – Попроситься к нему на прием?
Мысль эта сама по себе была не такая уж и плохая, но в данный момент неосуществимая. Симон вспомнил, что психиатр все еще в отпуске. Когда они прощались, доктор Форстнер предупредил его об этом. Симон мог обратиться к кому-то из его коллег. Доктору Грюнбергу Симон не хотел звонить под дулом пистолета. Тот снова упрячет его в клинику и начнет пичкать медикаментами. Это единственное, что доктор Грюнберг мог рекомендовать членам «Почетного клуба чокнутых».
Симон живо представил себе, как шепелявый психиатр в толстенных очках говорит: «Возьми свои таблетки и успокойся. Все будет хорошо!» При этом «все» звучало как «вшо». В какой-то момент Симон даже поверил, что «вшо будет хорошо», и послушно глотал пилюли, которые ему трижды в день приносили на подносе в маленьких белых пакетиках. Но разве это помогло? Нет. Иначе бы он сейчас спокойно сел в машину и не видел бы этих адских тварей, жаждущих утащить его с собой.
Снова закружилась голова, и он вынужден был присесть на крышку унитаза. Уперев локти в колени, мальчик бессильно уронил голову в ладони. Ему хотелось плакать. Хоть чуть-чуть, хоть несколько слезинок, чтобы избавиться от раздиравшего душу напряжения.
Кто-то постучал в дверь ванной комнаты.
– Как ты там? – Это был Майк. – Тебе что-нибудь нужно?
– Все о, кей, – ответил Симон. Его голос звучал ломко и глухо. – Сейчас выйду.
– Хорошо. Мелина заварила тебе чай. Мы в гостиной. Затем шаги брата удалились, и в ванной снова воцарилась тишина. Слышалось только воркование голубей, сидевших у распахнутого окошка на крыше. Симону казалось, что птицы над ним смеются: «Трусишка! Трусишка! Неудачник!» Это заставило его вспомнить о Ронни.
«Поглядите только на этого трусливого зайца! – В голосе его врага слышалась насмешка. – Он даже не может сесть в машину, притворщик! Иди сюда, и я выбью эти сумасшедшие мысли у тебя из башки!» Симон растер щеки и даже дал себе пару легких оплеух. Было больно, но все же Симону стало чуточку легче. И очень кстати, потому что Майк наверняка ругал себя за происшедшее. Ведь это он уговорил Симона сесть в машину. Увидев брата в таком состоянии, Майк себе этого не простит. А вот этого Симону очень не хотелось.
Майк здорово придумал – на него столь радикальный метод лечения в свое время вон как подействовал. Избавил его от водобоязни. Но у Симона все было по-другому. Атака на донимавшие его страхи ни к чему не привела, напротив, ему стало еще хуже. Чокнутый он, вот кто!